Константин Бояндин - Пламя заката

— Паша, — шепнула она на ухо. — Я не убегу! Правда-правда! Пусти, мне уже почти больно! — и поцеловала его в шею.

И снова вскипела кровь.

— Нет, — смеясь, она оттолкнула его. — Нет, не сейчас! Ты же есть захочешь? Пить захочешь? А кормить тебя нечем! Вставай, поможешь мне.

— С удовольствием! — он поднял её на руках. Елена снова рассмеялась. Невозможно… То же лицо, треугольное, те же короткие волосы, их запах… одуряющий запах осени. Кожа, и шрамы — на левом бедре и спине, выросла в деревне, а там топоры да вилы ошибок не прощают. Каждая родинка, каждая линия на коже — всё помнит, всё-всё, и найдёт с закрытыми глазами.

— Ты сильный, — шепнула она, обнимая его за шею. — Пусти, обед приготовлю! Я у тебя много сил отниму, так и знай!

Он хотел, чтобы она его поцеловала. И она поцеловала. И сразу же отстранилась.

— Сходишь в магазин, — велела она. — В доме нет масла, яиц… — она перечисляла. Память у Павла хорошая. Всё помнит. — Деньги есть?

Павел чуть не покраснел.

— Ничего страшного, — она снова поцеловала. — Вон там, в вазочке возьми. И не ругайся с бабушкой Лизой!

— Кто такая бабушка Лиза? — поинтересовался Павел уже в прихожей.

— Шварцберг Елизавета Афанасьевна, — пояснила Елена, остановившись в дверном проёме. — Она добрая! И вовсе не сплетница! Не обижай её, соседка всё-таки!

— Шварцберг! — поразился Павел. Вот не знал. — Ты мне весь список назвала?

— Минералку! — крикнула Елена уже из кухни. — С лебедями! Возьми две бутылки!

— В магазин? — задала ненужный вопрос бабушка Шварцберг. Так её звал теперь про себя Павел. Но походила она вовсе не на арийку, а на Бабу-Ягу на пенсии — неведомо зачем обменявшую избушку на курьих ножках на однокомнатную квартиру на окраине города.

— В магазин, бабушка Лиза, — отозвался Павел уже почти весело. Афанасьевна подняла голову. Точно, Баба-Яга! Один нос крючком чего стоит!

— Бабушка! — проворчала она, взяла тросточку в руку. — Это я Леночке бабушка Лиза, а тебе гражданка Шварцберг!

— Да, бабушка Лиза!

— Вот я тебя! — пригрозила Афанасьевна палкой, но угрозы не выполнила. — Ты вот что, друг любезный Паша, ты мне там молока купи. Такого, что в прямоугольных пакетах, с синей коровой, нежирное. Запомнил?

— Запомнил! — настроение стало совсем хорошее. — Что-нибудь ещё?

— Водички мне, просто водички, — подумав, пожелала Афанасьевна. — Ну всё, беги давай, ждут ведь тебя!

В магазине что-то было не так. Продавалось другие продукты, по другим ценам. Но почему-то казалось, что продавщицы и кассирши его, Павла, прекрасно знают. А может, у них всех было с утра хорошее настроение.

Павел взял всё, кроме минеральной воды — всегда что-нибудь, да забудешь — и снова вернулся в магазин, и снова получил улыбку от той же самой кассирши. Странно. Очень странно!

Бабушка Шварцберг осталась очень довольна.

— Вот умница, вот молодец, — одобрительно покивала она. — Обрадовал старушку. А сейчас домой, ждут ведь тебя!

И не возникло желания сказать в ответ что-нибудь резкое.

— Слушаюсь, — улыбнулся ей Павел и поднялся к двери чуть не бегом. Ого, в кармане ключ!

Елена никогда не давала ключей от своей квартиры, всегда открывала сама, встречала сама…

Елена работала, на кухне. Готовила обед. Это казалось волшебством — так всё быстро нарезалось, ставилось на плиту и в печку. Улыбнулась Павлу — давай, разложи куда надо — и он разложил. И остановился, глядя, как та работает. Странно, что она в халате, неужели ей не жарко? Он улучил момент, когда она перестала нарезать овощи, обнял её, встав позади. Елена запрокинула голову, чтобы он мог поцеловать её, и шепнула.

— Всё, иди, займись делом, я скоро!

И Павел пошёл заниматься делом.

Вначале вернул всю сдачу в ту самую вазочку. Забавно, у них дома мама тоже откладывала деньги на хозяйство в вазочку. Было принято: нужно что купить что-то из продуктов — берёшь, покупаешь, возвращаешь туда чек и сдачу. Никогда дома с этим не было недоразумений.

И здесь то же самое. По совести, это очень приятно.

Я сплю, подумал Павел. Ну не может этого быть! Я выдумал всё это когда-то… или не выдумал? Или видел, но почему-то захотел забыть?

Всё, прочь мысли, прочь! Елена здесь, настоящая — не так давно мог в этом очень хорошо убедиться…

Я дома, осознал Павел. Я чувствую себя дома. Не «как» дома, а просто — дома. Я тут живу. Я приехал, чтобы здесь жить, здесь, с Еленой. Всё, точка. Он прошёлся по комнате. Елена не позволяла чинить диван, не объясняя — почему. А так легко «вылечить» ему ножку! Ну ладно, есть всё остальное. Там, где остались Маша и Вика, не скрипит ни одна половица, ни дверь, нет сломанных стульев. Дерево любит тебя, говорит Пал Палыч, учитель труда, я такое сразу вижу. Тебе, парень, в плотники, а то и столяры нужно. Талант!

…Павел сам не заметил, как взял инструмент — с инструментом у Лены небогато, но это поправимо. Взял и принялся приводить в порядок стулья, столы, двери. Когда он «починил» второй стул (любит хозяйка качаться на них, есть такой грех), то увидел, что Лена стоит в дверном проёме и смотрит, как он работает.

Вот это его ничуть не раздражало. А вот если смотрит Маша, то невозможно работать. Вика не мешает, Лена не мешает. Как здорово!

Она сняла фартук, пригладила волосы.

— Умница ты моя! — подошла, наклонилась и поцеловала. — У меня там ещё ножей полный стол…

Павел улыбнулся. Лена не любит точить ножи. Говорит, они этого не любят, режутся в ответ. Вот пользоваться ими — нормально, никогда не режется, а вот точить… Павел однажды посмеялся над этим, и так Лена обиделась, что Павел понял — над этим не шутят. Мало ли какие у человека «пунктики». У всех ведь есть.

— Сейчас наточу, — пообещал он.

— Не-е-ет! Сейчас мы будем обедать! Я уже есть хочу, сил нет. Всё, оставь инструменты и…

Он снова подхватил её — ловко, Лена только ойкнула и рассмеялась.

— Нет, — шепнула она. — Не сейчас, не сейчас. Покушай, наберись сил… они пригодятся! Вечером отговорки слушать не буду! — и стукнула кулачками по спине. — Пусти! Мясо стынет, а подогретое уже не то!

— Не пущу!

— Тогда неси на кухню, — согласилась она. — Мастер ты мой… неси, неси. Я тяжёлая!

2

Она доверила ему мыть посуду — вовсе не смешно, учитывая, что Елена относилась к кухне, как к храму. Как сам Павел относится к своей мастерской. Но совесть не позволяла всё оставлять на неё. И то Елена не ушла, а уселась рядом. Улыбалась и смотрела. Никогда не советует под руку, не даёт указаний. Всегда дождётся, когда спросят. Как с ней легко и приятно!