Наталья Лебедева - Малахит

Рыженькая, усыпанная веснушками девушка приняла приглашение от высокого франта. Они закружились в танце, его ладонь сжала ее тоненькие пальцы, и перстень с желтым, холодным и злым кошачьим глазом слегка поцарапал тонкое колечко с теплым, оранжевым в белую полоску сардониксом.

Танец кончился, и Сардоникс сбежала от франта. Его цепкий кошачий глаз не смог разглядеть ее в густой толпе. Яркие краски нарядов, шум голосов — все это мешало ему найти ее. А рыженькая девушка была уже на верхней галерее и оттуда со смехом показывала подружкам своего неприятного кавалера.

Галерея опоясывала зал чуть выше огромной люстры, спускавшейся из-под потолка на массивных цепях. Люстра была тяжела, но в то же время необъяснимо изящна. На сплетении железных прутьев крепились две сотни подсвечников из малахита. Подсвечники были похожи на деревья, и люстра казалась вершиной холма, покрытого зеленым лесом.

Толпа шумела, заглушая порой звуки музыки. Гудели голоса, передававшие друг другу свежие сплетни, шелестели ткани, слышно было, как скользят по каменному полу ноги танцующих.

Здесь плели интриги и заключали сделки, здесь договаривались о браках и оговаривали врагов. Здесь придирчиво рассматривали новые наряды и старые лица. Но каждый, кто был на этом балу, время от времени бросал взгляд в дальний конец зала, туда, где на сложенном из каменных глыб возвышении находились члены королевской семьи и особо приближенные дворяне. Пол возвышения был выложен огромными малахитовыми плитами. Тут и там стояли легкие золотые столики, инкрустированные ярко-синим азуритом, вечным спутником малахита. На столиках были выставлены небольшие тарелки с закусками и высеченные из камня бокалы, наполненные красным вином. В центре возвышался трон из цельной малахитовой глыбы. В бальный зал с помоста вели широкие пологие полукруглые ступени, и толпа почтительно огибала их, стараясь не задеть ни краем платья, ни шлейфом, ни плащом.

Трон пустовал, но рядом с ним стоял спиной к залу седой и высокий человек. По осанке и неуверенным движениям угадывалось, что он стар. Он обернулся, и ясновидящей стало ясно, что ему не меньше семидесяти лет.

— Милый, как я рад тебя видеть! — пропел он с неестественной радостью, обращаясь к мужчине, который только что поднялся по ступеням.

Старик поднял руки в приветственном жесте, и на указательном пальце блеснул перстень с громадным изумрудом.

— Добрый, добрый вечер, — с показным весельем ответил его собеседник. — Как себя чувствует наш царствующий брат?

— Превосходно, Алмазник, превосходно. Ты посмотри, какой бал!

— Да, Смарагд, бал отменный. Послы Златограда должны быть довольны.

У Алмазника было красивое лицо с темными глазами и ястребиным носом, ростом он не уступал брату, но выглядел гораздо моложе его.

Ясновидящей стало страшно: ведь это именно он был тем самым человеком из видений. Но она чувствовала, что бал происходит в неизвестной стране именно в эту минуту, и выходило, что он нисколько не постарел с тех пор, как ей самой было два года. И это пугало еще больше.

Смарагд — показалось ей — тоже боялся брата. Как-то неловко, неуклюже старался он встать между Алмазником и маленьким мальчиком — единственным на возвышении ребенком. Но Алмазник уже наклонился к юному принцу:

— Как же ты вырос, Нефрит! Ты становишься похож на меня. И не удивительно — ты ведь тоже младший брат. Но ты, я надеюсь, любишь своего будущего государя?

— Я люблю отца, и брата люблю. И я похож на маму — так говорит государь, — мальчик гордо и с вызовом выставил вперед ножку, затянутую в зеленый бархат.

— Вот как? — Алмазник выпрямился и, демонстрируя, что ребенок ему больше не интересен, отошел к столику, рядом с которым стояли высокая красивая девушка, усыпанная бриллиантами, и юноша, чей указательный палец украшало кольцо с опалом.

— Приветствую будущее величество и его прекрасную невесту, — безо всякого почтения произнес Алмазник. Крон-принц побледнел, испугавшись, и не нашел слов для ответа.

Потом из хрустальных пузырьков соткалось утро следующего дня.

В королевской опочивальне теснились придворные. Все были взволнованы, лица выглядели испуганными. Одна дама лежала в обмороке, паж махал на нее белым платком, а сам не отрывал глаз от королевской кровати, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за плотной стеной придворных спин. Чувствовался какой-то тошнотворный запах. Шар поднял свою хозяйку выше, и она смогла, наконец, рассмотреть, что же лежит на атласных простынях королевской кровати.

Там лежал Смарагд. Он был мертв, и воняло именно от него. Его лицо было синим, а тело свела судорога.

— Король отравлен! — громко объявил главный королевский врач. Придворные испугано зашептались. Опал и Нефрит были бледны и испуганы больше других. Алмазника не было видно.

Потом она видела похороны Смарагда. Но дети не пришли попрощаться с отцом. Утро было сырым и туманным. По дороге среди полей ехал простенький обшарпанный экипаж, грозящий развалиться в любую минуту. В окне мелькали лица Бриллиант, Нефрита, которого дама держала на руках, и еще какой-то девицы. За экипажем скакал Опал, с ним пять дворян, вооруженных до зубов. На крыше возвышалась пирамида из привязанных кое-как чемоданов. Они бежали из страны.

Ясновидящая смотрела, как выбирают регента. Невысокий, худой и хрупкий на вид человек суетился перед дворянским советом, хлопотливо складывал крохотные ручки и был избран большинством голосов. Его звали Асбест, но за глаза дворяне называли его Ломней — за уступчивость характера и хрупкость создаваемых им статуэток.

Потом перед ее глазами проходила череда бесконечных погромов, арестов и грабежей. Делали все это люди с темными повязками на рукавах, и как только они появлялись, в воздух взлетало чужеродное слово «милиция».

За пятнадцать лет шар успел многое ей показать.

Вчера она тоже смотрела в хрусталь, но картина казалась ей расплывчатой, неясной. Будто в тумане хозяйка шара видела Алмазника, идущего по дороге, и впряженную в телегу лошадь, которую он вел в поводу. На телеге лежало что-то черное, живое. Едва-едва ей удалось разглядеть, что это крупная собака. Алмазник что-то злобно выкрикивал, обращаясь к связанному псу. Слов почти не было слышно, но раз или два ясновидящая уловила имя принца Нефрита. Туман сгущался все больше, слова затихали. Шар стал молочно-белым, и она вдруг отчетливо поняла, что хрусталь умирает. Он лежал на столе, словно собираясь с силами, и лишь тускло светилась заполнившая его белизна.

Ясновидящая не хотела спать в эту ночь, но уснула, а утром увидела, что шар уже мертв. Он раскололся пополам, как раз в том месте, где сквозь него проходила широкая трещина.