Урсула Ле Гуин - Толкователи (сборник)

Сати пошарила в кармане куртки, надеясь выудить оттуда упаковку акаджеста, но, видно, успела за день проглотить все таблетки до одной. Ныл желудок. Еда здесь была отвратительная, да и питалась она из рук вон плохо, и, надо сказать, уже довольно давно. В основном какой-то готовой консервированной дрянью, напичканной белками, вкусовыми добавками, стимуляторами, улучшающими работу мозга; чтобы переварить это, приходилось постоянно принимать пилюли «акаджест». А тут еще вечные дурацкие пробки на улицах, потому что аканские машины местной — отвратительной! — сборки постоянно ломаются, и вечный кошмарный шум, и вечные дурацкие призывы, и вечная дурацкая музыка, под которую эти кретины с наслаждением танцуют свой дурацкий «хайп» и уже «дохайповались» до того, что неизбежно совершают буквально все ошибки, когда-либо совершавшиеся всеми прочими народами во Вселенной, пошедшими по пути стремительного развития технологий… Нет, все не так! Все не правильно! Она снова ошибается!

Нечего вставать на позиции субъективизма и кого-то судить с высоты собственного опыта и интеллектуального развития! Нечего поддаваться собственному мерзкому настроению! Какое право она имеет столь предвзято относиться к аканскому обществу? Наблюдатель должен заниматься своим делом: смотреть и слушать, стараясь подметить как можно больше особенностей. Это ведь ЧУЖАЯ ПЛАНЕТА, а не твоя родная деревня!

Но ведь и она живет на этой планете, живет здешней жизнью, от которой полностью отстраниться абсолютно невозможно! Не может она оставаться беспристрастной! Тут человека либо доведет до бешенства неовизор, либо сведет с ума адский шум, царящий на улицах; и некуда деться от бесконечной и чудовищно агрессивной пропаганды, разве что запереться в своей квартире, заткнуть уши и закрыть глаза, чтобы не видеть и не слышать того грохочущего мира, который она явилась «наблюдать».

Все дело в том, что именно на планете Ака она оказалась совершенно непригодна для роли Наблюдателя. Иными словами, провалилась практически сразу после своего прибытия сюда. И совершенно очевидно, Посланник пригласил ее именно для того, чтобы ей это сообщить.

Кстати, теперь она уже почти опаздывала на эту встречу. Роботак еще раз судорожно дернулся и замер; снова включилась внутренняя аудиосистема, причем на полную мощность: передавали очередное заявление Корпорации, а в таких случаях приглушенный звук усиливался автоматически. К сожалению, в роботаке не было кнопки, с помощью которой можно было бы вообще выключить аудиосистему. «Сообщает Управление Астронавтики и Астронавигации!» — энергично возвестил сочный и в высшей степени самоуверенный женский голос, и Сати, закрыв уши ладонями, не выдержала и заорала: «Да заткнись ты!»

«Дверцы роботакси плотно закрыты, а щели ЗАТКНУТЫ герметиком!» — тут же ровным механическим голосом оповестил ее обиженный роботак. Сати понимала, что это смешно, но ей было не до смеха. Заявления Корпорации продолжали сыпаться как из ведра, пока их не перекрыл пронзительный вопль, который здесь назывался хоровым пением и доносился, казалось, прямо из воздуха: «Все выше и выше! Летим прямо к звездам!..»

Посланник Экумены, уроженец планеты Чиффевар по имени Тонг Ов, обладавший, как и все чиффеварцы, прекрасными глазами оленихи, опоздал на назначенную встречу еще сильнее: он застрял даже не в уличной пробке, а в дверях собственного дома из-за плохо отрегулированной СИО (Системы Индивидуального Опознания), которая просто не желала его пропускать. Войдя в кабинет, он со смехом пошутил:

— А здешние сотрудники СИО совершенно перепутали все мои файлы и куда-то не туда сунули тот, который я хотел тебе продемонстрировать. — Говоря это, Тонг рылся в бесчисленных папках и коробках, стоявших на стеллажах. — Дело в том, что я его закодировал, понимая, что они, конечно же, просмотрят все мои файлы, и этот код совершенно сбил с толку всю их Систему Опознания. Но я совершенно уверен, что кассета с дублем где-то здесь… Ладно, ты пока расскажи, как у тебя дела.

— Ну… — начала было Сати и умолкла. Она уже так давно говорила и даже думала на языке довзан, что ей пришлось порыться в памяти, прежде чем выбрать подходящий для беседы с Тонгом язык: хинди не годился, английский тоже… а вот хейнский — да, конечно, хейнский! — Ты просил меня подготовить отчет о состоянии современного языка и литературы, — начала она, — однако те изменения в социальной жизни планеты, что произошли только за время моего перелета сюда…

В общем, поскольку теперь здесь запрещено говорить на каком-либо ином языке, кроме довзана и хейнского, а также изучать какие бы то ни было иные местные языки, то я не имею ни малейшего доступа к тем материалам, которые на этих языках написаны. Еще вопрос, сохранились ли подобные материалы… Что же касается языка довзан, то его описание, достаточно полное и вполне адекватное, было составлено еще первыми Наблюдателями. Я могу добавить к нему лишь некоторые грамматические и лексические уточнения.

— А литература? — спросил Тонг.

— Практически все тексты, в которых использовалась старая письменность, были уничтожены. А если что-то и сохранилось, то я об этом ничего узнать не сумела, потому что Министерство к подобным материалам допуска мне не дает. Удалось поработать только с современными устными формами. Все их авторы полностью следуют указаниям Корпорации. И все произведения, даже фольклорные, все сильнее… подгоняются под единый образец.

Она вопросительно посмотрела на Тонга: не надоело ли ему ее нытье? Но он, похоже, слушал с живым интересом, хотя одновременно продолжал рыться в папках и упорно продолжал искать в компьютере «сунутый куда-то не туда» файл. Потом вдруг спросил:

— Значит, литература существует здесь исключительно в устной форме, так?

— Ну… выпускаются, конечно, всякие справочники, учебники и тому подобное под эгидой Корпорации. Вряд ли что-то еще. Разве что обучающие и общеобразовательные аудиозаписи для незрячих и специальное звуковое сопровождение текстов букваря для самых маленьких. Похоже, борьба со старой идеографической письменностью велась так интенсивно, что люди теперь просто боятся писать и совершенно не доверяют написанному слову. В общем, я сумела заполучить только аудиозаписи и видеозаписи программ неовизора. Все это продукция Министерства информации, а также Центрального министерства поэзии и искусства. В основном общеобразовательные материалы или обыкновенная агитка, а не… Во всяком случае, это безусловно не литература и не поэзия — в моем понимании этих слов. Хотя многие передачи по неовизору представляют собой некую разновидность дидактической драмы, точнее, драматизированные версии различных практических или этических проблем… — Сати очень старалась ничего не упустить, опираться только на факты и ни в коем случае не высказывать собственных суждений, не проявлять ни малейшей предубежденности, и от этого голос ее был начисто лишен выразительности.