Элеонора Мандалян - Принцесса тьмы

Поезд вздрогнул и снова ожил, равномерно, неспеша набирая скорость. Светлана, все еще стоявшая, прижавшись к стеклу, вдруг испуганно отпрянула. Оба машиниста, изменившись в лице, быстро переглянулись. Забыв об осторожности, Андрей резко рванул состав, придержав однако Светлану, чтоб лицом о стекло не ударилась. Теперь они неслись вперед так, что только в ушах гудело.

Лишь когда состав, мягко проскользив вдоль забитой людьми платформы, остановился, Андрей пытливо заглянул в глаза Светланы и улыбнуться:

- Что случилось, малыш? Почему так побледнела?

Светлане как-то сразу расхотелось кататься на метро, а поезд уже снова покидал освещенную станцию.

- К...кто это был? - растерянно пробормотала она, прижимаясь к Андрею, стараясь не смотреть больше в мрачную глубину несущегося навстречу тоннеля.

- Мало ли, - как можно беззаботнее отозвался Андрей. - Может неисправность какая в проводке, и электрик, не дожидаясь ночного перерыва, вышел на объект. Знаешь, какой гигантский персонал обслуживает московский метрополитен.

- Нет. Это был не электрик. - Она так энергично замотала головой, что волосы хлестнули ее по глазам. - Я не уверена даже, что это был человек. Он... он посмотрел на меня. У него были злющие презлющие глаза, как у дикого зверя.

- Да у тебя, малышка, богатое воображение. Ты у нас, оказывается, фантазерка. Крысы это уж куда не шло. Но чтобы человек с глазами зверя, тут, по-моему, явный перебор. - Однако во взгляде Андрея больше не плясали веселые чертики.

- Я видела его! - стояла на своем Светлана. - Так же ясно, как сейчас вижу вас двоих.

Андрей и Стас снова переглянулись.

- Тебе все показалось. Поняла?- неожиданно резко, с нажимом проговорил Андрей. - Забудь. Ничего и никого ты не видела.

Светлана озадаченно уставилась на дядю. Он никогда так не разговаривал с ней.

Вынырнув из тоннеля, они “причалили” к очередной платформе, остановились перед зеркалом заднего обзора. Светлана рассеянно наблюдала сквозь него за сутолокой у вагонов, когда в кабину вдруг, как к себе домой, вошел человек в форме работника метрополитена.

- Почему здесь посторонние? - не поздоровавшись, осведомился он. И, видя замешательство машинистов, приказал: - Трогайте. По дороге разберемся.

Насупившись, Андрей взялся за рычаг. Светлана исподтишка разглядывала странного субъекта с львиной гривой похожих на лесной пожар волос, с отврати- тельно широким носом и удобно сидящими на нем массивными очками, сквозь которые подозрительно и въедливо глядели удивительно бесцветные водянистые глаза.

- Итак? Я жду объяснений, - менторским тоном проговорило рыжее начальство, едва поезд начал набирать скорость.

- Простите, а с кем, если не секрет... - попытался перехватить инициативу Андрей.

- Я не обязан представляться каждому своему машинисту, - отрезал тот. - Извольте отвечать на заданный вам вопрос.

- Девочка моя племянница, - нехотя проговорил Андрей.

- Грубейшее нарушение инструкций, - констатировал рыжий. - Посторонних в кабине машиниста быть не должно.- Теперь его глазки буравили обоих сразу.

- Знаю, - вынужденно согласился Андрей. - Виноват.

- За ошибки иногда очень дорого приходится платить, - ледяным тоном изрек начальник. - Стоит один раз оступиться, и несчастье тут как тут. - Обведя всех троих изучающе-фиксирующим взглядом, он подозрительно спросил: - А что это вы какие-то... опрокинутые? Что-то уже стряслось?

ГЛАВА 4

Упал на сцену тяжелый занавес. Смолкли последние аплодисменты. Актеры разошлись по своим уборным, спеша избавиться от грима, париков и мало удобных костюмов. Облокотясь о перила узкого железного балкона, Стёпа проводил их сверху задумчивым взглядом. Ему всегда хотелось понять, как скоро расстается актер с героем, под именем которого только что плакал и смеялся, любил и ненави-дел. С последним поклоном? С отгородившим сцену от зала занавесом? Или вместе с остатками грима? Спросить не решался. Кто он для них. Помощник осветителя - мальчик на побегушках. Многое бы отдал Степа, чтобы когда-нибудь вот так же, как герой спектакля, выйти гордо на сцену в пышном парике и широкополой шляпе с пером, в развевающемся атласном плаще и с длинной шпагой у пояса, пусть бутафорской. Но он знал, что мечтам его не суждено сбыться. Он и в школе-то больше прогуливал чем учился. Куда уж ему в институт, да еще Актерский.

К тому же, по его глубокому убеждению, внешность у него была далеко не сценическая. Длинный, сутулый, скуластое лицо как правило небрито. Правда одна знакомая девчонка призналась как-то, что обожает его глаза и руки. Вот так прямо и сказала. При свидетелях! И с тех пор он всякий раз,оказавшись перед зеркалом, внимательно изучает свои сокровища. Только все понять не может, чего она в них нашла. Руки как руки - крупные кисти с ровными пальцами, увенчаными траурной каемочкой под неподстриженными ногтями. Ну а глаза... Узкие, длиннющие, аж до висков, изумрудно-зеленые, как светофор, под козырьком черных густых ресниц. Глаза на его мальчишески угловатом лице будто живут сами по себе. Они то безмятежно-безучастные ко всему внешнему, как спящие перед зарей озера, то вспыхивающие сумасшедшинкой, как новогодние бенгальские огни.

- Степан! - хрипло гаркнул осветитель откуда-то из-под правой ложи. - Заснул что ли? Фильтры неси, бездельник.

- Ща-ас! - отозвался парень, боднув головой воздух, чтобы избавиться от вечно падающих на глаза волос.

- Юпитеры проверил?

- Все проверил, Трофим Трофимыч.

- Уверен? - В голосе осветителя слышался недобрый подвох.

- Ага.

- Ах ты шалопай безрогий! А правый крайний над левой ложей?

Степа посмотрел наверх - правый крайний и впрямь преспокойно светил себе под штатив, свесив свою железную башку.

- Дьявол! - выругался он. - Лезь теперь опять туда, на самую верхотуру. - И крикнул вниз: - Щас выключу, чево ж шуметь-то.

Но тут из-за сцены донеслись тревожные женские крики.

“Неужто горим?!” - первое, что пришло на ум Степе. Забыв про прожектор, он стал по-обезьяньи проворно спускаться.

Сбежались все - режиссер, реквизитор, костюмер, администратор. И конечно актеры - взъерошенные, полуодетые, с размазанным по лицу гримом. Степа своих кумиров никогда прежде такими не видел.

Пожилая актриса - виновница переполоха, не переставая причитать, хваталась то за сердце, то за голову. Ее лицо, как пасхальное яичко, покрывали разноцветные полосы и подтеки. То был грим смешанный с кровью.

- Марья Семенна, успокойтесь, прошу вас, - увещевал администратор. - Возьмите себя в руки. Объясните толком, что там стряслось, что с вашим лицом.