Ив Форвард - Анимист

Алекс застонал и попытался засунуть голову под подушку, чтобы спрятаться от звуков. Не помогло. Не помогало все шесть лет, но мысль, что сегодня он в кои-то веки действительно мог бы поспать, заставила его попытаться. Похмелье, по крайней мере, было не очень сильным: аллопат колледжа заставил его выпить множество очищающих препаратов для подготовки к сегодняшнему дню.

Двое соседей по комнате уже вылезли из гамаков и начали одеваться, так и не проснувшись окончательно. Фил – с подбитым глазом – тоже мучился от похмелья. Другой сосед, Микель, схватил веревку гамака Алекса и начал раскачивать его. (Джосин, конечно, была в девчоночьей спальне… если не отправилась уже на поиски новых приключений.)

Микель раскачивал гамак все сильнее и сильнее. Алекса, наверное, вырвало бы, если бы осталось чем.

– А-а-а-алекс, вста-а-ава-а-ай, – пропел Микель.

– У м'ня выпуск. Мне не н'до, – промычал в подушку Алекс.

– Самодовольный щенок, – фыркнул Микель и крутанул гамак. Но Алекс привык к этому и не упал, хоть и повис в конце концов на перевернувшемся гамаке, как ленивец. – Будь ты настоящим студентом, тебя бы исключили после подвигов вроде вчерашнего. И сделали бы это еще много лет назад.

Несколько сильных ударов по полотняной крыше у них над головами дали знать, что лимуры закончили обряд встречи рассвета и теперь прыжками направляются от ритуальных насестов к дневным трудам.

– Оставь его в покое, Микель. – Фил поморщился. – Никого из нас не выгнали бы. Даже директор когда-то был молод.

– Однако Катака была сильно расстроена. А Кинтоку, похоже, хотелось повесить твою шкуру на стену – после того, что ты сделал с его шкурой. Тебе лучше убраться до того, как он придет искать тебя. – Микель начал натягивать башмаки.– Или ты снова собираешься бежать? Мехмех, Алекс, мог бы по крайней мере научиться убегать успешно.

Алекс болтался под гамаком, пытаясь перевернуться, но безуспешно.

– Я-то сегодня уезжаю отсюда, Микель, а тебе до этого еще до-о-олго, первогодок в чистенькой рубашечке. Микель сделал вид, что не слышит.

– Ты тоже мог бы отправиться пораньше, Алекс, – довольно доброжелательно посоветовал Фил. – Если больше не увидимся до твоего отъезда – желаю удачи.

– Ага, и смотри не убейся, – добавил Микель, натягивая комбинезон из промасленной парусины для утренней уборки.

Фил уже надел простую свободную полотняную одежду для занятий медитацией. У Микеля впереди еще долгие месяцы тяжелой работы в зверинце колледжа, тогда как Фил продвинулся до более метафизических аспектов обучения анимистов, хотя по-прежнему продолжал работать с кое-какими видами.

Обучение в Колледже анимистов не было ни престижным, ни легким. Многие студенты уходили, не выдержав тяжелой, грязной, бесконечной работы. Других исключали за неспособность придерживаться строгих правил или оправдать ожидания преподавателей. Некоторые уходили по другим причинам… но это был их выбор, выбор свободных людей. У Алекса права выбора не было. Он всего лишь имущество и не мог уйти. Неудача означала наказание, иногда очень суровое: на теле юноши осталось немало шрамов от палки профессора-хумана. Лимуров вчера ночью не побеспокоили – либо же они приберегли для него что-то другое. Алекс не понимал, что лимуры, превыше всего ценившие свободу, втайне восхищаются его силой духа.

Алекс перестал цепляться за гамак и тяжело свалился на базальтовый пол. Микель закатил глаза, Фил отвесил ему дружеский подзатыльник, и они вышли из маленькой спальни, захлопнув сплетенную из прутьев дверь.

Алекс оделся и собрал вещи, мысленно ворча. Формально как выпускник он имел право на уважение младшекурсников, пусть даже они старше и выше его. Но на практике этого, вероятно, не будет, пока он не вернется в колледж с анимом. Надо надеяться, это будет какое-то особенно эффектное и экзотическое существо, и они все очень пожалеют, что так поступали. И девчонки тоже будут поражены… Большинство студентов-хуманов колледжа было женского пола, что должно бы означать повышенные шансы для немногочисленных мужчин. Но на практике девочки были склонны видеть в Алексе друга – из пресловутого «давай будем просто друзьями». Да это и не имело особенного значения: романтические увлечения редко сохраняются, если человека видишь каждый день, часто покрытым грязью и фекалиями.

Алекс собрал вещи; их было немного. В холщовом мешке лежали пара штанов, носки, трусы, рубаха. Его рабочие рубахи выгорели, покрылись выцветшими пятнами – признак студента шестого курса. На нем была полотняная одежда и хорошие кожаные башмаки, непромокаемые, но со следами помета множества разных видов. Еще он носил куртку из шерсти ламы с кожаной отделкой по вороту, рукавам и краям – теплую, но легкую. Вся одежда была некрашеной, оставаясь серой, белой, коричневой или зеленой от природы.

Деревянный свисток, сделанный для зачета по резьбе, кусок веревки с завязанными узлами, коробочка с сыромятной мездрой, издававшей резкий щелкающий звук, если надавить большим пальцем, и кожаный ремешок с несколькими петушиными шпорами. Камешек-талисман – почти совершенно круглый, серо-зеленый – отправился в карман; Алекс нашел его на пляже, пока вместе с отцом ждал работорговца. С того дня все изменилось – и к лучшему, так что, возможно, камешек был немножко волшебным – совсем чуть-чуть, так что анимисты ничего не заметили.

На шею он повесил кожаный кошелек. В нем хранились разные мелочи, которые могли оказаться ценными при торговле: зуб тирга, пара обсидиановых лезвий, завернутых в кусок шерсти, подобранная пара ярких перьев пустельги, завернутых в обрывок бумаги, крохотный глиняный горшочек с двумя унциями цибетина[1]. Еще в кошельке была целебная мазь от оводов и крохотная жемчужина неправильной формы. Архипелаг – тысячи островов и множество рас с различными культурами и стандартами цен – жил торговлей: бесполезное для одного могло оказаться заслуживающим любопытства для другого или предметом вожделений для третьего. Только металлы, редкие и драгоценные, были абсолютной величиной. Бронза больше годилась для орудий труда, а серебро и золото были настолько редки, что использовались только в ювелирных изделиях.

Еще у него на шее висело ожерелье из четок, каждая из которых означала прослушанные курсы и пройденные уровни обучения. Самую большую, плоский диск из твердой глины с отпечатком его большого пальца и несколькими символами, Алексу выдала вчера ночью Катака, ректор колледжа.

Он тогда сидел, измученный рвотой, и пил очередную дозу отвратительного тошнотворно-сладкого снадобья, приготовленного доктором Педдаэ, аллопатом и ветеринаром колледжа. Катака появилась откуда-то сверху, как заведено у лимуров.