Андрей Некин - Кукловод

Чадит монстр многочисленных печек. Устало вздыхает рыжим облаком сгоревшего металла. Дым, как будто часть атмосферы. Кажется, он появился здесь куда раньше обычного воздуха… Театр боя — постройка без крыши. Птицы и копоть проникают на сцену беспрепятственно. Хотя сцена ли это? Просто глубокая яма сотню шагов в поперечнике. И проходы наверх отсутствуют. Гладиаторский театр так и называли — Яма. Столкнут тебя в эту яму — и все; читай молебен — ты мертвец-гладиатор. Защищайся, убивай, выживай… Там, среди всего этого человеческого безумия, непереносимого ядовитого дыма и криков театральной публики стояла юная девушка Эль.

Испуганная и ожидающая смерти. Эль — короткое имя для чужих. Истинное имя разглашать за пределами великого леса запрещено. Ловушка захлопнулась на третьих воротах. У выхода из полярного города. Не помогли эльфам ни высокий ворот, ни глухо задернутый капюшон.

— Эй ты! — просто крикнул страж, протягивая закованную железом лапу. В ответ Госпожа молчаливо ссыпала горсть золотых монет. Обычно это действовало. Нет создания более жадного, чем человек.

— Не ослоухий ли ты часом? — монеты брякнулись на мостовую. Страж приподнял арбалет и хищно раскрыл рот, будто собирался откусить им эти самые ослиные уши. Вслед за ним оскалились оружием десятки других… Первый ударил Эль по лицу, пнул в живот, усмиряя дух вольного леса. Сноровисто ухватил за волосы и потащил куда-то, волоча прямо по земле. С Госпожой поступили еще хуже… Переодеться и скрытно пересечь Гибург Механический — действительно неудачная идея. Эльфы похожи на людей… но только лишь внешне. На самом деле они чужеродны друг другу, как кусок железа и ветка болотной ивы. И люди чуют эту чужеродность даже в толпе и под темным капюшоном. Да уж… безнадежная затея. Девушка повела носом по ветру. Ее мутило. Эта дыра в земле пахнет, как крысиная нора. Еще хуже, чем крысы, для эльфов пахнут только люди… Что-то ударило Эль в грудь. Плотный комок грязи прилетел сверху.

Потом еще и еще. Зрители кидали всякий мусор с помостов. Не от излишней жестокости, а скорее от скуки. Эль протянула руки к солнцу. К солнцу, что спряталось от людей за слоем серых пористых, как шляпа гриба, облаков. «Ну же!» — снова взмолилась эльфийка — «Сожги их! Сожги их, Гелио!

Уничтожь! Убей! Сожги! Сожги! Сожги!..». Мягкий луч, малый, но все же ощутимый, пробился из-под грязной мантии неба. Ласково пощекотал ладошку и унесся снова в свое укрытие. «Не трать силы» — укоризненно прошептала госпожа Аль — «Здесь это не сработает»… На подвижный помост вышел глашатай. Ярко и пышно одетый прислужник, чья задача объявить о начале казни. Ловко, точно фокусник, он вынул из скрытой складки одежды кусок пергамента. Приговор — пустая формальность, это всем известно. «Не томи, сказитель» — тут и там раздались раздраженные ворчания горожан. Сонно зевнув, глашатай начал.

— Гибург достопочтенный! — сказитель взял небольшую паузу, привлекая внимание. Или, скорее всего, так было предписано свыше, ибо какое уж там внимание…

— Согласно осемьнадцатому пункту действующего пипютра: всякое существо, рожденное в приграничном лесу, именуемое расами низшего происхождения, как «Великий лес», идентифицируется магистратом всего Тулурка, как животное под названием «Эльф»… Монотонный голос приговорщика звучно разносился в яму и на трибуны. Громкость его завышена акустическим устройством, добавляющим звона и скрежета, словно глашатай не человек вовсе, а говорильная машина с метрономом вместо горла. Издавна в Гибурге этот аппарат называли «искусственный голос истины» или «глас неизбежной судьбы». Глас давил сверху, будто печатный пресс, загоняющий каждый символ в бумагу с силой лошадиного копыта.

— …всякое животное вида «Эльф», не имеющее при себе соответствующих документов (клейма, ошейника, накожной записи) о принадлежности к какому-либо дому, или замеченное на улице в отсутствии хозяина (владельца, собственника), купившего животное вида «эльф» за денежные средства… — глашатай на мгновение прервался, закашлявшись. Усиленный кашель прозвучал, как карканье целой стаи ворон…

— …эльф, полученный в обмен на материальную ценность, как-то: одежды или продукты — пригодные и непригодные в пищу… услуги, а также: в качестве уплаты ранее оговоренного долга или в качестве скрепленной рукопожатием ставки в присутствии свидетелей… Эль потянулась к солнцу еще раз. Даже привстав на цыпочки от старания. Потом к ветру. К бесчисленным частицам аэры, витающим всюду. «Разорви их, великий Ветер!». Затем к мокрому облаку и бесконечным подземным ручейкам. «Утопи их, Вода!». И лишь потом к той, которая отвечает всегда с неохотой: «Сожри их, Земля!». Но они молчали. Все молчали… Будто и не имеют голоса вовсе. Голоса магических первооснов уже не услышать за пределами великого леса. Многие, многие десятилетия хранят они свое молчание в империи людей, и оттого мудрецы твердят о конце эпох, а пророки слышат во снах, что магия ушла. Более того — исчезло само понятие магии. Говорят, чем чудеснее новая машина людей, тем слабее отзвук «Силы»… Пугающий небо гигант — дирижабль. Зверь сильнее табуна лошадей — паровоз. Огненное горло дракона — пушечное орудие…

— Животное вида «Эльф» также может быть захвачено на охоте или получено в дар согласно договору, подписанному лесными аборигенами с одной стороны и магистратом Тулурка с другой стороны, также известному, как «соглашение итогов столетней войны»… Итого, — выбил прислужник, точно передвинул камень на счетах, — всякое животное вида «Эльф», нарушившее границы выделенной им земли, именуемое в одностороннем порядке «Великий лес»… Речь глашатая казалась бесконечной. Выражения становились все умнее, а речь запутаннее. Он будто вязал не слова, а узел виселицы на шее… Зачем они покинули леса? Эль не догадывалась. Эльфы любят тайны.

Даже меж собою. Жалобно посмотрев на хозяйку, Эль приободрилась. На лице принцессы ни ужаса, ни отчаяния. Лишь спокойствие, красота, величие. Как и полагает настоящей волшебнице. Ужас и отчаяние она уже отложила в угол. Дескать, чем вы хотите меня напугать? В привычной ситуации маг умеет вкладывать страх в заклятье как ингредиент. Сильнее чувство — сильнее волшебство. Истинный маг замедляет сознание. Аккуратно хватает свой ужас за лапки и сует под стекло.

Неспешно изучает в пробирке, как иной алхимик рассматривает душистую травку… Эль попыталась наполнить взгляд подобным повелительнице отрешенным презрением. Эльфийка невольно покосилась на зеркально-полированный щит стоявшего рядом воина. Брови приподнять. Губы расслабить. Вот так. Вроде получилось. У нее с контролем эмоций намного хуже, чем у госпожи… Люди не должны видеть ее волнение. Глашатай говорил без остановок и интонаций, тем самым еще более напоминая машину. Машину, вгонявшую в сон и злость одновременно: