Кристофер Сташеф - Волшебник на войне. Волшебник в мире

— Передай своему господину, что он много себе позволяет. Передай ему, он не вправе вызывать своих дворян, но должен приглашать их со всей подобающей учтивостью. Скажи ему, пусть следит за своими манерами, пока его нобли не обрушились на него, как обрушились некогда на его деда, — загнали его кнутом в собственное поместье, чтобы сидел и не высовывался!

Сказавши это, он отпустил герольда и с размаху вытянул осла плетью по ляжкам. Скотина взревела от боли и понеслась прочь со двора, не оставив несчастному герольду ничего, кроме как из последних сил цепляться за его гриву. Верховые со смехом поскакали следом, хлеща осла всякий раз, как тот сворачивал с дороги, ведущей к королевскому дворцу.

— Король не спустит такого оскорбления, милорд, — негромко заметил старший из рыцарей, глядя вслед ослу и его избитой, окровавленной ноше.

— Конечно, не спустит, — согласился эрл. — Он пойдет на нас войной — вот тогда мы его и высечем как сидорову козу. — Он пожал плечами. — Рано или поздно его пришлось бы проучить, сэр Дурман. И по мне так лучше не откладывать с этим: чем дальше от коронации, тем больше он о себе возомнит. — Он в последний раз посмотрел вслед скрывающемуся за поворотом ослу и повернулся к рыцарю. — Разошли весть об этом происшествии всем графам и эрлам королевства — пусть готовятся к войне.

Пока Коллу удавалось убегать от гончих, но колени его медленно, но верно слабели, да и все тело сковывало усталостью. Всю ночь он пробирался по лесу, пытаясь сбить с толку погоню, и все же ближе к полудню, когда даже древесные кроны почти не защищали от палящих солнечных лучей, гончим удалось напасть на его след. Они еще не нагнали его, но это было лишь вопросом времени. Их лай становился громче с каждой минутой.

В последней отчаянной попытке оторваться от погони Колл прыгнул в ручей. Вода в нем была, как и положено по весне, ледяной, и он понимал, что не сможет долго брести по ней: ноги онемеют. И все же он продолжал упрямо двигаться вниз по течению, ругаясь, дрожа от холода, оглядываясь в поисках хоть какого пути к спасению…

И тут он увидел его: из воды торчал здоровенный камень, прямо над которым свешивался сосновый сук! Скользя и плюхаясь обратно в воду, Колл пытался забраться на камень, и это ему наконец удалось. Он распрямился на нем во весь рост и, дрожа от холода, усталости и напряжения, вытянул копье вверх и зацепился поперечиной острия за развилку сука. Что ж, если выдержит поперечина, и сук, и его руки…

Ничего не выйдет. Он слишком изможден погоней; у него едва хватало сил, чтобы не выпускать копье из рук. Подтянуться и влезть на сук он не сможет никак.

И тут собачий лай раздался вдруг совсем близко. Он даже мог разобрать, что кричали загонщики:

— Ату, Бьюти! Ату, Мервель!

— Переведите половину гончих на тот берег! — Это кричал уже сам рыцарь. — Ищите с обеих сторон, пока не найдете место, где он вышел из воды!

Черт, как близко! Отчаяние придало силы его усталым рукам. Перехватываясь руками все выше и выше, Колл карабкался вверх по древку копья до тех пор, пока не зацепился пальцами за шершавую кору и проворно, белкой, не вскарабкался на сук. Цепляясь одной рукой за мелкие ветки, он другой поднял копье и затаился. Дыхание его постепенно успокаивалось, но страх все не унимался: свора приближалась, приближалась…

И пронеслась по самому берегу — меньше чем в пяти ярдах от того места, где он лежал, схоронясь в хвое! Колл до боли стискивал ветки и копье, молясь, чтобы ветер не донес его запах до собак. Должно быть, святые все-таки услышали его, ибо гончие миновали сосну и с лаем понеслись дальше, подгоняемые окриками псарей и загонщиков.

А потом они скрылись из виду.

Еще некоторое время Колл цеплялся за ветки, задыхаясь и сдерживая всхлипы, ибо понимал, что, стоит ему позволить вырваться хоть одному, и он уже не остановится, а любой звук до сих пор мог выдать его. К тому же свора в любую минуту могла вернуться.

И она вернулась. Снова он цеплялся изо всех сил, стараясь дышать как можно тише, надеясь на невозможное: чтобы они опять пробежали мимо.

Они пробежали мимо. Он шепотом сотворил молитву доброму и всепрощающему Богу и лишился чувств.

Глубокой ночью одинокая звезда отцепилась от небосклона и, обращаясь по спирали, устремилась к земле. По мере ее приближения стоявший на земле наблюдатель мог бы заметить, как из заурядной звезды она превращается в большой золотой диск.

Но, разумеется, никаких наблюдателей в тот поздний час на земле не случилось, если не считать небольшого табуна одичавших лошадей, спящих на краю болотистой пустоши. Собственно, именно отсутствие свидетелей и было причиной, по которой корабль приземлялся посередине этой пустоши. Второй причиной стали лошади.

Сегмент обшивки корабля выдвинулся и лег одним концом на землю, образовав трап для Дирка и Магнуса.

— Ладно, — вздохнул Дирк, надеясь, что ничем не выдает своего волнения. — Как мы это проделаем?

— Ты хочешь сказать, тебе никогда прежде не приходилось ловить лошадей?

— Только прирученных. — Дирк помахал в воздухе веревкой, которую держал в руках, и скептически покосился на нее. — А что мы будем делать с дикими?

— Убедим их в том, что мы их друзья и они просто счастливы будут везти нас туда, куда нам нужно. Это как раз легкая часть задачи.

— Легкая часть? — ахнул Дирк. — Что же тогда считается сложной?

— Добиться шанса быть представленными. — Магнус повозился со своей веревкой, делая из нее подобие аркана. — Сейчас покажу, как это делается. — Он зашагал к лошадям, и Диок, несмотря на продолжавшие терзать его сомнения, двинулся за ним.

Подойдя к лошадям ярдов на пятьдесят, Магнус замедлил шаг. Дальше он двигался почти крадучись — медленно и бесшумно.

Ночной ветерок сменил направление, и жеребец-часовой поднял голову, встревоженно раздувая ноздри, и посмотрел прямо на Магнуса.

Магнус замер, глядя на него.

На глазах у Дирка жеребец успокоился и опустил голову — Магнус, телепат и большой дока по использованию почти всех видов психической энергии, известных мужчинам (и вдобавок изрядной доли известных женщинам), мысленно связался с жеребцом, успокаивая его. Больше того: тот опустил голову и уснул.

— А теперь, — чуть слышно прошептал Магнус, — мы выберем себе тех, что нам нравятся, и накинем им на шею лассо.

— Ты хочешь сказать, ты накинешь, — поправил его Дирк.

Часовые у моста заметили возвращавшегося герольда еще за милю — точнее, заметили ослика, тащившего кого-то на спине. Подозрения вызвал не сам осел, а сопровождавшие его двое всадников, почти сразу же развернувшихся и уехавших в направлении, откуда появились. Часовые доложили об этом начальнику караула, и тот выслал двух верховых проверить, что же такое тащит осел. Когда они поняли, в чем дело, один из них остался на месте в попытках оживить герольда, а второй поскакал обратно с новостями.