Александр Волков - Пришелец

Зейг дошел до середины поляны, посмотрел вперед, туда, где у кромки леса светлым пятном выделялись набросанные ветки, оглянулся на мальчиков, крепко сжимавших древки копий и покачивающих ремнями пращей, уже заряженных тяжелыми гладкими камнями, и, легко встряхнув кистями рук, далеко отбросил веревочные петли. Медвежью шкуру с лапами и тяжелой мордой набросил на него сам Верховный Жрец.

— Эрних! — услышал он за спиной голос Янгора. — Начинай!

Мальчик выступил на пять шагов вперед и стал медленно раскручивать в воздухе широкий двойной ремень с тяжелым камнем, пока праща не обратилась в свистящий прозрачный круг, который надо было разомкнуть в тот миг, когда невидимая, но ощутимая всем телом тяжесть камня проходила через точку у самой земли. Праща свистела. «Медведь» Зейг на четвереньках неторопливо, как бы подражая настоящему живому зверю, вперевалку двигался в сторону ямы, встряхивая головой и оглядываясь на юных охотников. Вот он остановился, затоптался на месте, вскинул голову, словно в последний раз решил взглянуть в лицо Синга.

— Эрних! — яростно выкрикнул Янгор. — Йа!

И он опоздал. Он разжал пальцы мгновением позже, ремень щелкнул в воздухе и ожег щеку, выбив из глаза слезу, а камень описал длинную дугу и, перелетев «Медведя» Зейга, пробил и обрушил в яму настил из ветвей. И в тот же миг тяжелый кривой сук, брошенный Янгором, ударил его под колени так, что Эрних стал заваливаться назад и непременно упал бы на спину, если бы вовремя не перехватил древко копья и не уперся им в землю. А со всех сторон уже свистели ремни пращей и камни крупным черным градом осыпали вздрагивающую от ударов медвежью шкуру и траву вокруг нее. Эрних видел, как у Зейга вдруг подломились передние лапы и он слепо ткнулся медвежьей мордой в колючую кочку. Как поднялся, перевалился через нее и, заваливаясь набок, толчками стал подвигаться к яме.

— Хойя-хо! — услышал он клич Янгора.

Свист ремней стих, и воздух сделался неподвижен, как стадо бизонов, нарисованное на потолке охотничьего зала при Верховном Жреце, принимавшем из рук жриц новорожденного Унээта.

По кличу Янгора мальчики освободили запястья от ремней, плотно обвязали их вокруг поясов, перехватили копья и широким полукольцом стали окружать Зейга. Первое копье воткнулось в траву, не долетев всего на четверть древка, второе ударило точно в загривок, но отскочило от медвежьего черепа, и только третье вошло в бок, повисло и потянулось за Зейгом, оставляя на траве блестящие пятна крови.

— Энна-о! — предостерегающе крикнул Янгор.

Это означало, что метнувший перестарался: медведя не следовало ранить, его надо было только гнать к яме, ибо раненый он становился намного опаснее. Настоящий медведь ударом лапы сносил головы неловким охотникам, вспарывал когтями животы и разбрасывал по сторонам обрывки дымящихся внутренностей. Но к яме в конце поляны, приволакивая ногу с еще одним подрагивающим, подскакивающим на кочках древком копья, полз лучший воин и охотник племени, накрытый шкурой медведя, убитого когда-то им самим. Молодые охотники, возбужденные видом крови и ее едким свежим духом, стали отходить от деревьев и все теснее смыкать кольцо, норовя замкнуть его и не дать раненому уйти в сторону от ямы, туда, где он мог скрыться и затаиться среди толстых гнилых стволов и густых переплетений корней деревьев, вывороченных силой разъяренного Кнорра, всесильного и всепроникающего духа, то мирно несущего на своих невидимых крыльях стаи перелетных птиц, то вдруг сокрушительными ударами ломающего дубы, чьи стволы, взявшись за руки, едва могли охватить три или даже четыре человека. Зейг мог уйти в этот непроходимый бурелом; даже раненый, истекающий кровью, он мог проползти в щели между поваленными стволами и, погрузившись в одну из ям под вывороченным деревом, надолго затаиться в воде, дыша сквозь мох, покрывающий края ямы. Мог, но не сделал этого, ибо тогда в жертву по жребию или по выбору Верховного Жреца принесли бы одного из молодых охотников.

— Гий-ох-ха! Гий-ох-ха! — выкрикивал Янгор, перебегая за спинами мальчиков и покалывая наконечником копья тех, кто еще не метнул копье. Третье древко мелькнуло в воздухе и настигло спину Зейга. Эрних, медленно идущий вслед за разорванным строем, услышал негромкий, но тяжелый и пронзительный вздох — предвестник скорой и неминуемой смерти, разделявшей то, из чего состоял человек, между главными духами: кровь сливалась с Ликом Воды, свет глаз возносился к Сингу, дыхание поглощал Кнорр, а все остальное уходило в землю и возрождалось силой Раана в виде зверей, трав и деревьев.

Как Зейг подполз к самому краю ямы, как упал в нее, Эрних не видел: все скрыли мечущиеся спины, ноги, яростно утаптывавшие колючую траву, и руки, мелькающие над головами и забрасывавшие яму комьями земли. Когда все было кончено, Янгор развернулся и прошел мимо Эрниха, даже не повернув головы. Теперь он был самым сильным воином и охотником племени, а такому человеку не пристало снисходить до упреков юнцу, не сумевшему как следует выпустить камень из пращи. Даже если этот юнец был его сыном.

И вот сейчас Янгор стоял на выступе и придерживал коленом большой валун. Но криспы отступили и на этот раз; вид живого огня заставлял их подламывать под себя свои неуклюжие подпорки, вжиматься в землю и, почти слившись с ней, уползать в гнилой, источенный насекомыми бурелом. Никто никогда не видел, чтобы крисп нападал на человека, но, когда во время больших зимних охот растянутая на полдневный переход цепь загонщиков внезапно редела на несколько голосов и дичь уходила в эти безмолвные бреши, на истоптанном лапами и копытами снегу находили тела с пробитыми и пустыми черепами: невидимый враг подступал сзади, пробивал затылок и высасывал мозг от глазных ям до шейных позвонков. Охота прекращалась. Тела погибших переносили в Святилище — огромный каменный кратер с блестящей плоской чашей на дне, при ударе камнем издававшей глубокий, идущий словно из самых недр земли звук. Здесь собиралось все племя. Каждый занимал свою, выбитую в склоне нишу и смотрел, как Верховный Жрец поочередно отделяет головы от тел, разложенных внутри чаши наподобие лучей Синга. На черном холодном небе сияли яркие неподвижные звезды, от мороза трещали в лесу древесные стволы, но внутренность кратера была наполнена ровным теплом, словно кто-то в глубине непрерывно поддерживал под ним огонь. По знаку Верховного вокруг чаши собирались зрелые, но еще не познавшие мужчин девушки; он передавал им отделенные от туловищ головы, затем простирал руку к чаше, и по этому знаку над обезглавленными телами поднимался плотный голубоватый туман, поедавший останки павших. Когда туман рассеивался, чашу обступали старухи и длинными камышовыми метлами сметали оставшийся пепел в глиняные кувшины. Девушки передавали им головы и возвращались в свои ниши. Верховный медленно обходил чашу по кругу, внимательно вглядываясь в отражения звезд. Иногда он останавливался, прикасался жезлом к краю чаши, называл два имени, и тогда девственница и юный охотник поднимались по склону кратера и уходили в лес.