Вера Школьникова - Дети порубежья

Леар стоял у окна и перелистывал страницы, сделав вид, что глубоко погружен в чтение. Он ждал наместницу — после каждого заседания Высокого Совета Саломэ с виноватым выражением лица находила его в библиотеке и молча ждала, пока он сжалится и начнет разговор, сделав вид, что ничего не произошло, и он не держит обиды. Девушка не подозревала, что он и в самом деле не обижается на нее… больше не обижается.

Какая ему, в конце концов, разница, позволит ли Высокий Совет мастерам выходить из цехов и открывать новые мастерские или нет? Это бургомистру важно изменить устав: богатым мастерам давно уже тесно в рамках цеховых правил, и они щедро наградят того, кто поможет им вырваться на чистую воду. Это военачальник мечтает поручить новым мастерским за гроши ткать плащи для солдат и ковать мечи. Ему, Леару Аэллину, герцогу Суэрсена и Хранителю, нет дела до устремлений торговцев и надежд ремесленников. И все же он поддержал бургомистра и военачальника, потому что не хотел соглашаться с магами даже в малом.

Он слишком резко перевернул страницу и отложил книгу на подоконник — так недолго и надорвать бумагу, слишком уж непрочный материал. Леар предпочитал пергамент, не опасаясь прослыть старомодным. Саломэ задерживалась… он глубоко вдохнул, унимая вновь проснувшийся гнев. Все обиды остались в прошлом: тогда, три года назад, он был готов швырнуть медальон Хранителя к ногам наместницы и удалиться в свое герцогство, но, чуть остыв, не нашел в себе сил расстаться с библиотекой. Книги удержали его в столице, и теперь он интересовался только книгами, хранил знание, больше не пытаясь передать его другим.

Три года назад молодой Хранитель обратился к Высокому Совету за разрешением открыть при дворцовой библиотеке первую в империи светскую высшую школу, призванную объединить под одной крышей все науки. Храмовый Совет возмущенно протестовал, и маги предпочли поддержать жрецов, а наместница не посмела пойти против их воли.

С мечтой пришлось расстаться, и с тех пор Леар, как ему казалось, разучился мечтать. Тогда же он перестал видеть привычные с детства сны: волшебные города с высокими стеклянными зданиями, облитыми солнечным светом, похожие на жуков устройства, летающие по воздуху, самодвижущиеся повозки, неизвестные земли… теперь он спал без сновидений.

Но вины Саломэ в том не было: она не может перебороть свою покорность так же, как он не в силах совладать с собственным упрямством. Леар услышал, как открывается дверь, и торопливо схватил книгу, погрузившись в чтение.

Саломэ молча стояла в дверях, ожидая, пока Леар обернется. Заходящее солнце залило комнату золотисто-красным светом, и атласное белое платье наместницы полыхнуло тревожным кровавым отливом. Хранитель перевернул страницу и закрыл книгу. Он никогда не пользовался закладками, безошибочно открывая книгу на нужном месте, даже если листал ее год назад.

— Ваше величество, — он медленно повернулся и так же медленно кивнул, приветствуя наместницу. Теперь, когда Леар стоял спиной к окну, солнечный свет обрисовал его тонкую фигуру в белой робе багряным контуром, придав черным волосам красноватый оттенок. Саломэ вздохнула:

— Леар, может быть, достаточно?

Хранитель удивленно приподнял бровь: начало разговора предвещало нечто новое. Похоже, наместница устала чувствовать виноватой себя и решила переложить вину на него. Ну что ж — он не станет навязывать ей свою снисходительность, если ее величество желает ссоры — кто же посмеет ей возражать? Саломэ продолжала:

— Тебе ведь все равно, каким будет цеховой устав! — Наедине Хранитель и наместница пренебрегали этикетом. — Зачем ты это делаешь? Чтобы разозлить магистров? Но они ведь не злятся на тебя, они же все равно выигрывают! Это просто глупо! Над тобой смеется весь двор, а скоро будут смеяться и на рыночной площади!

Леар пожал плечами:

— Какое благо для империи, что в отличие от упрямого Хранителя, у нее есть мудрая наместница, всегда принимающая продуманные решения во имя всеобщего блага. — Он подошел к книжным полкам и положил книгу на место.

— Ты издеваешься, я понимаю. Да, я не такая умная, как Энрисса или Саломэ Великая, но ты ведь не со мной споришь! Магистры намного старше нас и мудрее, они охраняют империю уже сотни лет. Если я не буду доверять им, то кому тогда верить?

— Магистры вот уже сотни лет охраняют исключительно свои интересы! — Леар и сам не понимал, зачем вступил в спор. Верность Саломэ белым ведьмам невозможно поколебать, он зря тратит время.

— Ну что им за интерес сохранять цеховой устав? Это у бургомистра интерес его изменить, а маги неподкупны!

Леар с удивлением посмотрел на ее величество: похоже, Саломэ Светлая несколько темнее, чем думают ее доверчивые подданные, если понимает, что мастера заплатили бургомистру.

— Хороший вопрос, Саломэ, — назвал он ее по имени, погасив тем самым ссору в самом начале, — очень правильный вопрос. Всегда нужно знать, кому выгодно то или иное решение. Давай вместе подумаем, почему магистрам важно, чтобы цеховой устав остался без изменений, и мастера не могли открывать большие мастерские.

— Леар, какая разница? Мы говорим о тебе, а не о магах.

— А мне уже самому стало интересно, — с обманчивым добродушием ответил Хранитель, присев на край стола. — Итак, Карт Дарионский пятьсот лет назад писал, что все действия людей объясняются либо стремлением обрести любовь, власть и богатство, либо боязнью их потерять. У магов есть богатство и власть, причем огненных магов как боялись, так и будут бояться, а белых ведьм в народе любят. Следовательно, речь идет не о приобретении, а о потере. Отмена цеховых уставов никак не повлияет на богатство магов, да и о любви речь не идет. Остается власть. Каким-то образом эти изменения должны уменьшить власть магов… вопрос, каким? — Леар выжидающе посмотрел на наместницу, словно та могла помочь ему найти ответ.

— Леар! — Саломэ не собиралась играть в загадки. Она хотела прекратить нелепое противостояние в Высоком Совете, прежде всего ради самого Леара. Наместница не сомневалась, что, несмотря на внешнее безразличие, каждое новое поражение причиняет ему боль, и только родовое упрямство Аэллинов мешает Хранителю пойти на попятный.

Ей казалось, что она нашла выход — нужно дать Леару возможность отступить с честью. Не откажется же он исполнить волю наместницы! Она никогда раньше не приказывала Хранителю, опасаясь уничтожить их дружбу, но больше не могла спокойно наблюдать, как Леар Аэллин становится посмешищем для всего двора, как магистр Илана провожает Хранителя снисходительным взглядом, а магистр Ир изображает на своем вытянутом лице бесконечное терпение, едва завидев молодого герцога Суэрсена.