Мариан фон Штауфер - Либер Хаотика: Нургл

Однако независимо того, какой была эта травма или же ряд травм, последующие за ней шаги по пути к отчаянию почти всегда похожи на эти:

· Отрицание проблемы;

· Появление страха, вызванного принятием ослабленным организмом той каталитической травмы, что повлияла на него;

· Нарастание тревоги по мере того как пациент начинает искать простые и лёгкие решения своих проблем, порой прибегая к бессознательным и психологическим уловкам, чтобы защитить себя (часто проявляющиеся в изменение поведения пациента, помешанности на чём-то или забвении алкоголем и наркотиками);

· Пациент испытывает озлобленность по мере того, как его состояние продолжает ухудшаться, а поставленные им психологические барьеры медленно поддаются напору чувств, терзающих его;

· Когда пациент перестаёт активно сопротивляться, глубочайшее отчаяние охватывает его.

И если Нургл — это действительно обожествлённая персонификация отчаяния смертных, то неужели не возможно и то, что его сущность также составляют отрицание, страх, тревога, негодование и злоба?»

Действительно, если бы Нургла составляло одно лишь отчаяние, то и у его слуг не было бы силы, воли и мотивации воевать во имя своего повелителя. Они были бы просто жалкими, ушедшими в себя, апатичными существами. Однако, как часто меня уверяли мои знакомые из рядов Рейксгвардии, служители Нургла на поле боя весьма целеустремлённы и не останавливаются ни перед чем.

Я даже послала запрос охотникам на ведьм, чтобы узнать их оценку Владыки Распада, и через пять недель получила запечатанный конверт, скреплённый Пылающим Молотом, знаком Храмовников Зигмара. Письмо внутри было весьма странным и больше походило на белый стих, подписано же оно было как: Рамхельд ванн Хадден, капитан охотников на ведьм.

Я, признаться, была несколько смущена слогом ванн Хаддена. Он не предложил мне познакомиться с ним или же объясниться с самого момента получения мною письма, равно как он и отклонил все мои попытки встретиться с ним. Я могу лишь предположить, что у ванн Хаддена на то есть некие личные причины для такого своего в высшей степени странного поведения, о природе которых я могу лишь догадываться.

Страх — это первый шаг на пути в Его ад, а безнадёжность — та цепь, которой Он скуёт своих рабов. Горе — это пища Ему. Ужас — то, что даёт ему форму. Он ловит тех, кто готов поддаться озлобленности, и тех, кто замыкает себя в страдании, пока жизнь вокруг них бьёт ключом. Он — ужас пред лицом распада и болезни, и Он — бездействие пред лицом всего того, что кажется неизбежным.

Он — наше бессилие сопротивляться разрушающему влиянию времени, и Он же сама наша смертность. Он — отвращение и самообман, равно как и принятие нами поражения. Он вдыхает свой цинизм в наши души, подчиняя нас Своей воли.

Он — Дедушка Нургл, и Он — упрямое отчаяние, что потакает своим желаниям.

— Рамхельд ванн Хадден, капитан охотников на ведьм

Он прав в своих выводах, однако, мне кажется, он плохо подготовлен к своей работе. Оружие Нургла — отчаяние и безнадёжность, и немногие люди способны устоять перед этими вещами. Рамхельд не глуп, однако его письма полностью выдают его.

Смерть Реми Бруса

Это сказание о Реми Брусе, взятое из книги Хьюго Лаззарре «Мрачные истории и поучительные сказания», переведённой Гансом Гюнтером. Эта поучительная притча основана на реальных событиях.

Когда Великая Чума пришла в долину реки Сол, угрожая сделать из Брионна Город Трупов вместо Города Воров, именно тогда начался великий подъём религиозных настроений и набожности во всей области. Святилища и храмы Шаллаи были забиты неофитами, а жрицы богини — чьи ряды потеряли каждую десятую — вскоре были на грани истощения чрезмерными обращениями к их целебной магии.

Дальше, вверх по течению, в городе Корамдрам множество ужасных смертей напомнило людям об их обязанности молиться богам, которые смогут их защитить — обязанности, которой большинство обычно пренебрегало.

Но среди них были немногие — а они появлялись всегда, когда Бог Чумы и Мора оставлял Свой след в регионе — кто быстро отвернулся от своих богов, предпочитая возносить умиротворяющие молитвы Самому Владыке Распада. Этим они пытались получить независимость от сомнительного милосердия богов, которые, вероятно, чувствовали, что пренебрежение молебнами даёт им повод отказать в особых благословениях.

Одним из этих осмотрительных людей была Офирия, жена румяного мастера упряжей Реми Бруса, видевшая в нашествии чумы шанс избавления от брака, который оказался невыносимо скучным.

Реми Брус по природе не был ни жестоким, ни вздорным и даже не был уличен в супружеской неверности. Его единственным преступлением — если это можно назвать преступлением — было то, что он слегка растолстел и стал ленив, в то время как его жена оставалась такой же стройной и энергичной — оба этих обстоятельства, должно быть, связаны с тем, что они не имели детей.

В округе Реми Брус был известен своими золотыми руками. В области, где кожа была дорогой, он всегда был готов смастерить упряжь для бедных из верёвки или жгута, или из другого подходящего материала, который был под рукой. Но его злая жена, которая видела в нём жирного и уродливого мужчину и страстно хотела избавиться от него, не замечала этих достоинств.

Офирия понимала, что время её не пощадит, и также она понимала, что если она хочет получить мужа, который бы ей нравился, ей необходимо унаследовать лавку её супруга в качестве будущего приданого. И именно поэтому несчастная злобная Офирия искренне молилась Богу Чумы и Мора, говоря Ему: «Пожалуйста, забери моего мужа, который стал бесполезной обузой для меня, но будет хорошим кусочком мясца для тебя».

И Бог Чумы и Мора, которому представился еще один шанс показать свою двусмысленную щедрость, сделал, как того просила Офирия.

Когда она увидела, как тучное тело её мужа постепенно теряло форму, а плоть отслаивалась от костей, Офирия почувствовала болезненные уколы вины — хотя вряд ли это приятное зрелище — видеть вблизи, как болезнь и разложение уничтожают человека. Ей в голову пришла мысль, что соседи как-то услышали её тайные молитвы и теперь подозревают в преданности запрещённому богу.

Чтобы заглушить свои чувства, Офирия начала громко стенать, проклиная злобу жестокого бога, который украл у неё всё дорогое, что было на этом свете, и после того, как Реми Брус умер, она шла за его гробом до места упокоения, проливая слезы и истошно завывая.