Дэвид Дрейк - В сердце тьмы

Заговорил Иоанн из Каппадокии, горячо, хриплым голосом:

— Если это не сработает, просто соврати шлюху. Похоже, предположительно исправившаяся проститутка совсем не отказалась от старых привычек. По крайней мере, судя по тому, что говорит личный секретарь Велисария Прокопий. На днях мы с ним немного поболтали. Она раздвигала ноги для всех с того самого дня, как ее обожаемый муж отправился в Индию.

В комнате послышался бесстыдный смех. Нарсес слегка повернул голову, так и оставаясь лежать. Но достаточно, чтобы направить взгляд рептилии на Иоанна из Каппадокии.

«Но для тебя не раздвинула. И никогда не раздвинет. Как я подозреваю — ни для кого не раздвинет. И только кретин станет верить этому злобному сплетнику Прокопию».

Нарсес вначале принял сидячее положение, потом встал.

— В гаком случае я ухожу, — объявил он.

Нарсес вежливо кивнул всем собравшимся в комнате, за исключением Иоанна из Каппадокии. В этом случае вежливость не требовалась и в любом случае стала бы потерей усилий. Префект претория не замечал Нарсеса. Ею глаза казались пустыми, направленными внутрь себя, на возникший в сознании образ красавицы Антонины.

Поэтому Нарсес просто внимательно смотрел на Иоанна с минуту, наслаждаясь зрелищем извращенца с навязчивой идеей. Евнух знал, что после триумфа их предательства Иоанн планирует наконец удовлетворить свою страсть к Антонине.

Нарсес отвернулся. Тогда Иоанн из Каппадокии забудет об осторожности. Это будет идеальным моментом, чтобы его убить.

Нарсеса наполнило чувство жестокого удовлетворения. В своем полном горечи сердце Нарсес составил список всех тех, кого ненавидел в этом мире. Это был очень-очень длинный список.

Имя Иоанна из Каппадокии занимало одно из первых мест. Нарсес с наслаждением убьет его. С большим наслаждением.

Возможно, это удовольствие частично смягчит боль от других преступлений. Боль от убийства Велисария, которым Нарсес глубоко восхищался. Боль от убийства Феодоры, которое еще доставит ему адские муки на смертном одре.

Слуга помог ему надеть плащ перед тем, как открыть дверь.

Нарсес стоял в дверном проеме, ожидая, пока слуга не доставит туда паланкин из расположенных в задней части усадьбы конюшен. Он поднял голову. Ночное небо было чистым, безоблачным. Открытым. Незапятнанным.

Тем не менее он их убьет или проследит, чтобы это было сделано.

За спиной он услышал не очень отчетливо доносившийся голос Иоанна из Каппадокии. Нарсес не различал слов, но грубый мерзкий голос ни с чьим не спутаешь.

Мерзкий звук голоса и незапятнанное небо закружились в душе Нарсеса. Образы убитых Иоанна из Каппадокии и фракийца Велисария исчезли. Наконец евнух перестал сдерживаться и его холодное, неподвижное до этого, лицо исказила гримаса. Теперь оно ни в коей мере не напоминало морду рептилии. Это было лицо человека с горячей кровью. Почти детское, несмотря на все мелкие и глубокие морщины, если только когда-то ребенок мог испытывать такую беспомощную ярость.

Проклятые, ненавистные амбиции. Он бы убил себя за это человеконенавистничество.

Паланкин был готов. Его принесли четверо рабов и теперь ждали в молчаливой покорности, пока слуга помогал Нарсесу занять место на подушках. Рабы тронулись с места.

Нарсес откинулся на подушки и прикрыл глаза.

Спина болела.

Глава 1

Ранапур

Весна 530 года н. э.

Велисарий наблюдал за траекторией полета каменного ядра. Оно летело по дуге. Траектория оказалась не ровнее, чем траектория выпускаемого катапультой снаряда, но каменный шар врезался в окружающую Ранапур кирпичную стену с гораздо большей силой. Даже несмотря на грохот пушки, до Велисария долетел звук, с которым ядро ударилось о стену.

— По меньшей мере фут в диаметре, — заметил Анастасий.

Велисарий подумал, что оценка катафрактом размера проделанного пушечным ядром отверстия точна, и кивнул, соглашаясь. Второй из его телохранителей, Валентин, скорчил гримасу.

— И что? — проворчал он. — Я видел, как снаряд катапульты делал большую дыру.

— Не на таком расстоянии, — возразил Анастасий. — И не с такой силой. — Огромный фракиец пожал плечами. — Нет смысла обманывать себя. По сравнению с этими адскими приспособлениями малва наша римская артиллерия выглядит просто игрушками.

Менандр, последний из трех катафрактов, сопровождавших Велисария в Индию, открыл рот.

— А ты что думаешь, полководец?.

Велисарий повернулся в седле, чтобы ответить. Но его ответ прервали ругательства.

— Удивительно, как быстро мы забываем наши старые навыки, не правда ли? — усмехнулся Анастасий.

Велисарий уныло улыбнулся, поскольку нельзя было отрицать справедливость этого замечания. Велисарий ввел стремена в своей коннице всего за несколько месяцев до отправления в Индию. Он уже частично забыл небольшие уловки, помогающие удержаться в седле без них. Но Велисарий и сопровождавшие его лица не взяли новые приспособления в Индию: стремена являлись одним из немногих приспособлений, по которым римляне ушли вперед от империи малва, и Велисарий не собирался знакомить с ними будущего врага.

Однако ему их очень недоставало, и каждое движение, после которого он терял равновесие, сидя в седле, заставляло его вспомнить об их отсутствии, даже такое, как простой поворот в седле, чтобы ответить находящемуся у него за спиной молодому фракийцу.

— Я согласен с Анастасием, Менандр, — сказал Велисарий. — На самом деле я думаю, что он еще преуменьшает проблему. Дело не только в том, что в настоящий момент пушки малва превосходят наши катапульты. Еще хуже то, что наши артиллерийские орудия и техника их использования достигли высшей ступени своего развития, в то время как орудия малва все еще грубы и примитивны.

Глаза Менандра округлились.

— Правда? Они кажутся…

Молодой воин обвел глазами поле битвы. Велисарий и сопровождающие его лица прибыли в. Ранапур только на прошлой неделе. Но северная индийская провинция, столицей которой являлся Ранапур, восстала против правителей малва два года назад. Теперь уже больше года сам Ранапур находился под осадой. К этому времени когда-то плодородные земли, окружающие огромный город, утоптали и перекопали, и они превратились в лабиринт из траншей и земляных укреплений.

Сцена больше всего напоминала Менандру огромный муравейник. Куда бы ни смотрели его глаза, он видел солдат и подсобных рабочих, волокущих боеприпасы или продукты питания, иногда на тележках или фургонах, но гораздо чаще просто на своей спине. Менее чем в тридцати ярдах от них пара человек несла запаянную глиной, плотно плетеную корзину с порохом. Корзина свисала с бамбукового шеста, каждый конец которого лежал на плечах мужчин. Несмотря на то что носильщики были одеты лишь в набедренные повязки, они сильно вспотели. Конечно, в основном — из-за страшной жары, обычной для Гангской равнины весной, во время сухого сезона, который индусы называют гарам. Но потели они и от работы. По оценкам Менандра, вес корзины составлял шестьдесят фунтов, и он знал, что эта — одна из многих, которые эти двое мужчин таскают уже немало часов.