Роман Артемьев - Рассказы

Каждому — свое

Монастырь сиял белизной, каким-то неземным светом. Издалека невысокая стена, сложенная из добытого в соседних холмах песчаника, казалась подобранным неведомым архитектором орнаментом для высоких зданий — церквей с блестящими золотыми куполами. Возвышающаяся по центру звонница только подчеркивала солидную мощь крестов. Прекрасно подобранный ансамбль напоминал паломникам и прихожанам о бренности земного бытия, служил зримым олицетворением славы Его, призывал вспомнить о жизни вечной. Силам зла, верили братья, не было сюда входа.

Силы зла придерживались иного мнения.

— Батюшка, отдайте мальчишку, — заросший до бровей бугай в грязной демисезонной куртке стоял напротив настоятеля монастыря. Святая земля не мешала ему кулаком приласкать двух дюжих братьев рангом поменьше, сейчас мирно отдыхавших в сторонке. Отца Петра, однако, он пальцем не тронул. — Он не ваш. Вы же его воспитать правильно не сумеете, превратите в непойми кого.

— Изыди, чернокнижник, — мрачно бросил в ответ монах. — Не отдадим. Думаешь, сможешь погубить еще одну душу? Как бы не так! Пусть сложно будет, но силу его мы запечатаем, и вырастет дитя в любви, ласке и страхе Божьем. Посмотрим еще, кому он служить станет.

— Да причем тут служба, — махнул мужик рукой. — Не о том речь. Вы же только силу его запечатаете, видеть-то он будет по-прежнему. Видеть Тьму.

Вместо ответа настоятель начал молиться.

— Отец Петр, одумайтесь. Сами же жалеть будете.

Монах не отреагировал, упорно мешая пройти. Бродяга потоптался на одном месте еще немного, пробормотал нечто вроде "свобода воли" и, понурившись, пошел прочь.

Тридцать лет спустя Патриарх Московский и Всея Руси Петр неожиданно посетил уединенный монастырь, настоятелем которого он некогда начинал свой путь. Отслужил молебен, благословил братию, переговорил с нынешним игуменом. Затем устало присел в тихом уголке, поглядывая на по-прежнему яркие купола и щурясь от отраженного света.

Карьера его складывалась удачно. Рвение молодого монаха заметили вышестоящие иерархи и перевели в Москву, затем рукоположение в епископы, смерть предыдущего патриарха… Помогал и воспитанник, выросший сначала в подростка с не-детски серьезным взглядом, потом превратившийся в юношу, пожелавшего связать свою жизнь со стезей врачевателя. Пусть врачевателя тела, а не душ, все равно его вера крепка. Способность мальчика чувствовать чужую боль не раз служила ему хорошую службу, таланты же лидера и желание помогать ближнему со временем обеспечили ему добрую славу. Настолько добрую, что миряне выдвинули его в депутаты.

Переговорив с молодым мужчиной, епископ Петр с легкой душой благословил того на новую работу. В его воспитаннике не было властолюбия или гордыни. Поэтому он приложил все силы в помощь крестнику и без удивления узнал о его избрании всенародным правителем. Ну, а потом и сам причастился высшей власти, только уже над церковью.

Вроде бы, все хорошо, все правильно.

Только тяжко как-то на сердце.

— А послушал бы меня тогда, сейчас не терзался бы.

Все та же куртка, замызганные штаны, грязные ботинки. Кулаки со сбитыми костяшками и подранное в драке лицо. Молодое лицо, словно и не прошло три десятка лет.

— Если бы я тебя послушал, одним служителем Тьмы в мире стало больше.

— Глупости! — фыркнул бугай. — Мрака чего бояться? Он всего лишь безотказно дает то, о чем его просят. А просить можно о разном. Вы же вместо того, чтобы научить парня использовать ниспосланный ему дар, запечатали его намертво.

— Ты просто не понимаешь, — с жалостью посмотрел на собеседника Петр. — Есть сила, оскверняющая с первого прикосновения.

— Смотря кого. К некоторым грязь не липнет.

За все годы служения Всевышнему патриарх сталкивался с разными проявлениями гордыни, но сейчас растерялся.

— Как тебя, например? — решился он уточнить.

— Не совсем, у меня малость иные функции, — туманно ответил собеседник. — Крестник твой мог бы стать из их числа. Только теперь не судьба.

— Почему? Я не верю, что власть развратит его.

— Да не во власти дело! — раздраженно хлопнул себя парень по бедрам ладонями. — Подумай — он видит Тьму. Всю. Всегда. От той, что приходит из-за пределов этого мира, до мельчайших грешков на сердце ребенка. И не умеет ее отличать. Теперь понял?

Старик молчал долго. Очень долго. Он как-то сразу поверил в слова исконного врага. Наконец пошевелился:

— Я не знал…

— Если бы в прошлый раз ты захотел меня слушать, то знал бы. Но вы же все — пламенные борцы за веру, вам глаза Свет застилает…

Выглядящий молодым мужчина сплюнул на землю, устало посмотрел вокруг и продолжил:

— И вот мальчик, который везде видит зло, только зло и ничего, кроме зла, попадает в руки святых отцов. Которые проводят над ним довольно болезненный обряд, отсекающий "нечестивые", по их мнению, способности. Это как нормальному человеку глаза выколоть, или руки отрубить. Потом начинают объяснять, что такое первородный грех и как с ним бороться. Хорошо объясняют, качественно, а главное, объяснение прекрасно согласуется с тем, что он сам видит. Потом мальчика воспитывают лучшие, без шуток, сыны церкви.

Правильно воспитывают, в лучших православных традициях. Вот только не учли, что в каждом их слове он ищет подвох. Ведь в учителях тоже есть Тьма. Немного, но есть. Поэтому первое, чему научился несостоявшийся темный маг, это скрывать чувства и лицемерить. Умения полезные, только лучше бы их не было.

Он честно пытался сделать мир чище, потому и лечил людей. Но Тьмы в душах меньше не становилось, она все время приходила обратно.

Как думаешь, отец Петр, чего бы ты захотел на его месте?

— Не знаю, — сердито ответил монах. — Тогда и ты мне ответь — ты воспитал бы его лучше?

— Ну, я бы смог объяснить, что Тьма и зло все-таки разные понятия. Хотя я-то как раз Мраку не служу, рылом не вышел. Правда, сталкиваемся часто, — парень задумчиво провел пальцем по небольшому шрамику на лбу. — Так вот, вернемся к нашему барашку. Представь себе человека, лучше прочих сознающего недостатки человеческой расы. Не мира, сотворенного Всевышним, а именно людей. В то, что они Его любимые дети, он давно не верит. Представил? А теперь представь себе, что этот человек получил доступ к ядерной кнопке.

Патриарх внезапно захрипел, хватаясь рукой за сердце. Парень занервничал, подскочил поближе, затем, воровато оглянувшись по сторонам, провел ладонью перед грудью старика. Приступ прошел так же неожиданно, как и начался.

— Спасибо, — неловко поблагодарил монах. В ответ получил легкое пожатие плеч. Впрочем, почти сразу отец Петр забыл о недавней встрече с Костлявой и зачастил. — Послушай, но ты же еще можешь с ним переговорить! Вы же не хотите…