Георгий Ланской - Попрыгун

– Думай, – снисходительно пожал плечами двойник. – У тебя впереди целая вечность. Когда будешь готов – позови…

Я думал четыре дня. Вполне возможно, что думал бы дольше, но цепь необычных событий, произошедших со мной, ускорили перемены в обычной жизни. Как и предсказывал мой двойник, иногда плыть против течения становится невыносим трудно. Я никогда не был хорошим пловцом. Куча мелких и крупных неприятностей, свалившихся на меня, заставила меня ускорить принятие решения. И однажды вечером я, забившийся в угол собственной квартиры, нерешительно позвал своего двойника, втайне надеясь, что недавний разговор мне просто померещился. Надежда умерла в зародыше. Двойник появился мгновенно, сел напротив и радостно оскалился. Его зубы были отвратительно белыми, совсем не похожими на мои, а в еще недавно голубых глазах горело пламя.

– Я согласен, – выдохнул я.

– Я не сомневался, – кивнул двойник, протягивая мне руку. Рука была точной копией моей, даже заусенцы на пальцах с идеальной точностью повторяли те, что украшали мою руку. – Пойдем?

– Пойдем, – согласился я, бросая на свою квартиру прощальный взгляд. Мы сделали шаг вперед и очутились… в моей же квартире. Только чуть менее захламленной. Я ошалело осмотрелся по сторонам. Все было точно так же как в моем доме… Но я точно знал, что это не моя старая квартира, не моя дом и не мой прежний мир. Я подошел к окну. За ним был до боли знакомый пейзаж, красовавшийся за треснутым стеклом. Не знаю почему, но эта сверкающая трещина притягивала мое внимание, словно бриллиант, невесть почему валявшийся прямо на земле. Я смотрел на трещину в стекле и с каким-то неудовольствием подумал, что даже тут не в порядке. Подняв руку, я прикоснулся к этой зияющей стеклянной ране и повел вдоль трещины пальцем.

От указательного пальца вдруг пошло легкое тепло, а его кончик слабо засветился. Трещина почему-то начала полыхать странным фиолетовым светом, а ее рваные края стали сползаться друг к другу. Фиолетовый свет становился все слабее и слабее, а потом погас. Я оторопело уставился на стекло. Трещины как не бывало. Я обернулся на своего двойника. Тот стоял за спиной и одобрительно смотрел на меня. Его глаза горели ярким фиолетовым светом.

– Что это было? – слабым голосом спросил я. Двойник улыбнулся.

– Я же тебе говорил, что здесь для тебя возможно все. Не хочешь попробовать еще?

– Хочу, – выкрикнул я, но в ответственный момент мой голос дал петуха. Двойник засмеялся, а я откашлялся и произнес более уверенно:

– Хочу. С чего мне стоит начать?

Двойник подошел ко мне и сел у моих ног, глядя на меня снизу вверх с выражением величайшей признательности.

– Думаю, для начала мне стоит дать имя.

Я думал недолго.

– Мир, в котором я могу делать все, что хочу, где я повелитель и властелин может носить только одно имя. Мой мир будут называть Эдем…

Часть первая

Медузы Сейвиллы

Гном теснил меня все сильнее и сильнее. Ему, низкорослому и коренастому, удавалось легче сохранять равновесие на скользких, покрытых слоем плесени, камнях. Да и своей секирой он орудовал умело. Впрочем, если быть объективным, он, в отличие от меня, отнюдь не стремился сохранить мне жизнь. Напротив, его целью было оттяпать мою буйную головушку в кратчайшие сроки. Мне же приходилось несладко. Во-первых, я вовсе не хотел убивать гнома, посему защищался, как мог своим коротким мечом. Во-вторых, я был выше гнома как минимум на голову, а в низких сводах пещеры то и дело попадались острые выступа, свисающие с потолка сталактиты, да и сами ходы были узкими, точно рыли их не гномы, а кроты. В-третьих, мне необходимо было любой ценой уберечь от повреждений ту добычу, что висела у меня за спиной в дорожном мешке.

– Отдай, подлый вор! – яростно прошипел гном, размахивая своим оружием у меня перед носом. Я не ответил, уворачиваясь от ударов. Поединок изрядно вымотал меня, а силы необходимо было беречь перед последним рывком. Гном гневно сверкал глазами из-под кустистых рыжих бровей. Огненная борода развевалась флагом, а из-под шлема торчали грязно-рыжие лохмы.

Звали гнома, естественно, Гимли. Когда он, застав меня в сокровищнице, грозно прорычал свое имя, я закатил глаза. Фантазия у Императора этого мира была явно никудышная. Это был уже четвертый Гимли, которого я встречал в своих путешествиях. Все они были разными, разного возраста и роста, с разными характерами, но практически все были рыжими, ворчливыми и скорыми на расправу. Последнее качество мне нравилось меньше всего. Гномы редко церемонятся с непрошенными гостями, а уж если его при этом еще и зовут Гимли – пиши пропало. Гномов я в принципе не любил, как, впрочем, и они меня. В девяти мирах именно короли гномов назначили награду за мою голову. Мне оставалось уповать только на общеизвестную жадность этих созданий, которые предпочитали не расплачиваться со своими кредиторами. Только поэтому меня пока никто не продал этим нечеловекам.

– Отдай! – взвыл Гимли и с нечеловеческой силой ударил по каменистой стене. Целился он, разумеется, в меня, но не попал, по причине сильного опьянения. В сокровищницу гном Гимли явился с бочонком эля под мышкой, пошатываясь и натыкаясь на предметы. Если бы выпитое так не ударило ему в голову, то моя точно уже валялась бы на земле или была бы насажена на кол.

Секира угодила в стену, и меня обдало крошевом мелких камушков. Я поскользнулся на липких камнях и упал навзничь. По лицу потекло что-то теплое. Я злобно выругался, а гном, ликуя, ринулся в атаку, надеясь, что зацепил меня сильнее, чем есть. Но излишняя торопливость его и подвела. Занесенная надо мной секира врезалась в низкий свод. Еще не понимая, что делает, гном рванул ее, но острое лезвие застряло где-то там, в щели между камнями. Гном поднатужился и рванул свое оружие изо всех сил.

Сверху что-то треснуло. Гимли поднял голову, и тут из каменистого потолка начали валиться валуны. Самый первый стукнул гнома по лбу. Гимли взвыл и рванулся с места, не выпуская секиру из рук, но она крепко застряла в потолке. Поминая всех святых, гном дернул ее. Каменный потолок не выдержал и начал разваливаться на куски. Гимли пытался закрыться руками, но камнепад был весьма внушителен. Спустя мгновение, гнома засыпало с ног до головы. Точнее сказать, голова осталась торчать над каменной кучей и не сказать, что очень уж пострадала. Разве что шлем пришел в полную негодность и напоминал скорее ржавую кастрюлю, надетую на голову впопыхах. Камешки все падали и падали прямо на голову гнома с жестяным стуком, точно горох в железную чашу. Но Гимли, надо отдать ему должное, даже не потерял сознания. Он морщился, кривил губы, но при этом злобно косился на меня, закрывая глаза только тогда, когда по шлему ударял более крупный камень.