Владимир Коваленко - Камбрийская сноровка

Если в этом мире и этой истории инженер будет именоваться ведьмой или волшебником — какая в том беда? На костер в темные века не потащат. В варварских правдах все четко: если ведьма изведет человека, платит обычную виру. В римском законе запрещено знаться с демонами под угрозой предания мечу, но изучать окружающий мир при помощи математики дозволено. И вот — перекрестие взглядов, что готовы ловить тысячелетнюю мудрость. Получат, но вместе с работой. Все равно практика нужна…

— Нужны аккуратные девочки и мальчики, — объявляет сида, — за взрослыми присматривать. Следить, чтоб все было сделано, как я говорю. И точно так, как я говорю. Платить буду, как взрослым.

Желающих нашлось много. Мальчишки — вообще все. Анна глазами показала, кого лучше взять. В таком деле наставница послушает старшую ученицу. Только потом отведет в сторонку, спросит:

— А девицы чего мнутся?

Анна вздохнет.

— Умные. Подумай, как их любить будут! Это ведь позор, если взрослого подчиняют ребенку. Я не обсуждаю решения, наставница — но, как ученица, хочу знать, отчего тебе нужно поступить именно так.

— А чтоб те взрослые больно умными себя не считали, — окрысилась сида. Зубы показала. Острые. — Собрались мудрецы… Пропитку дерева отменить, это ж надо додуматься! И чем объясняют? «И так дерево хорошее», «а чего возиться, морока одна»! А кругом сырость, и вода при водоподъеме просачивается. Вот и результат: у прогнивших шестерен зубья отлетают. Нет, прав сын стали. Все решает работник. Дураку хоть Творец план составь, результат один. А уж дураку деятельному… Так что работники нам, Анна, нужны новые. Которых нам же и учить.

— Послушные? — Анна пыталась сообразить, кто таков «сын стали». Что это излюбленная подмена имени на кеннинг, понятно. Последний год норвежская поэзия изрядно завладела умами, спасибо норманнам, телохранителям Немайн. Теперь угадывай, о ком наставница ведет речь… Ясно одно: сталь — сплав сидовский, до Немайн люди ее не знали. Значит, «сын стали» — сид. Кто–то из старых богов. Кто? Пока неважно.

— Нет. Соображающие! А эти… Что масло и деготь сэкономить можно, догадались. И ведь даже не украли. А что пропитка не просто так, ни один не додумался!

— Додумался. Каждый, — Анна вздохнула. Лить грязь на род человеческий не хотелось. Но раз сида решила жить среди человеков, ей стоит знать людскую породу. Работники все прекрасно поняли. Пропитка нужна, чтоб на ветряках и водяных колесах не завелись хобы, незлые Славные соседи, что на мельницах помогают. Небось, еще поругивали хранительницу–фэйри, что удумала лишить их подручных. И сделали все по–своему. Наполовину из лени, наполовину из суеверия. Не верят они в благодарность машин, положенную за добрый уход. Зато в хобов — верят.

Дальше просто. Не учли, что хоб на мельника трудится не за спасибо, а забирает часть муки. А тут не жернова, тут ремни и зубья. Большая часть башен воду качает, хобы же водичкой жить не привыкли. Со злости валы грызут и шестерни. Те разбухают… Привет, поломки. Вот, кто мешок муки хобу поставил — у того ветряк и стоит пока. Только хоб все равно недоволен. Наверное, не нравится воду качать и валять сукна…

Так и рассказала. И прибавила:

— Привыкай, наставница. Это и есть судьба ведьмы. Друг друга понимаем, а вокруг… Волшебный туман.

— Тьма египетская, — кивнула сида. — Ничего. Выучим. Не всех, всех не получится. Лучших. Достаточно, чтоб хоть самим не сталкиваться с «туманом». Значит, говоришь, недовольство будет?

— Ошиблась, — ученице можно, — не все знала. Будет, но только у наказанных. Остальным мастерам объясним. Скажем, что наказание и присмотр — за лень. За попытку свою ношу на чужой горб переложить. Ношу, кстати, оплаченную. Это все поймут. Что Славные Соседи лайдаков не терпят, в Камбрии еще помнят!

Славные Соседи — волшебный народец. Лучшие из него. Тилвит тег, озерные девы и правители холмов. Кто скажет — не бывает? Вот они: Луковка — озерная, хоть и выглядит почти человеком. Немайн — сида, холмовая, по ирландски — дини ши. Пришли к людям, живут как обычные люди. Нет. Как лучшие из людей!

Немайн поправила на плече ремень, пожелала счастливо оставаться — и на улицу, а по улице — чуть не вприпрыжку. Теперь бежать нужно всерьез — времени уже… Взгляд цепляется за вершину холма, вокруг которой раскинулся новорожденный город — ее город, второй ее сын! Там три башни, но всерьез вытянулись пока только две: Водонапорная и Жилая, она же донжон — самая неприступная, самая высокая. Пока поднято пять этажей из восьми, но вид с недостроенного донжона открывается — залюбуешься. Сида с месяц назад полюбовалась и решила: пусть каждый день в обеденное время работы встают на час, чтобы всякий желающий мог залезть, оценить красоту города и мощь Республики, потыкать пальцем в укрывшиеся туманом холмы:

— Это еще Глентуи? Или уже Дивед?

Закончится стройка — будет видно все побережье, и вся река, и вся граница.

Когда король Диведа передавал Немайн здешние земли — сказал, сколько миль вокруг холма, на котором растет город. Окружности не получилось, и виной тут не только река и морской берег: никто не будет вести границу по полям одного хозяина, одного рода, одной общины. Попала в назначенный круг крепость общины — значит, все земли отходят к Республике, и окружность выпускает щупальце, словно медуза. Не попала — на границе получается щербина. Крепости все на холмах — значит, с башни должны быть видны обратные склоны. Значит, высокая будет!

Сиде некогда попусту глазеть по сторонам. Она — часть своего холма. Пушатся первой зеленью леса, корабли снуют по реке, дымят кузни и гончарные печи, сида носится по городу. Вот так — правильно, привычно. Какой–то месяц прошел, как ушастая из похода вернулась, а жителям славного Кер–Сиди кажется, что и не уходила, и не денется никуда. Она же бессмертная!

На вершине Водонапорной башни, чуть пониже цистерны, медленно вращаются круги с цифрами. Осталось десять минут. Надо бежать!

Уши прижаты. Сапоги грохочут по камню. Пробежка утром — прекрасно, только на службу опаздывать никак нельзя. Но — успела, на самую на верхушку! Даже позволила себе сделать последние шаги чуть медленней обычного. Вот и присутствие, оно же дом, оно же крепость. Точней — главная башня, донжон. Внутри — все готово! За пологом ждет бочка с горячей водой и белый церемониальный наряд. Несколько минут плеска — и хранительница правды в республике Глентуи готова взяться за куда более скучную работу: бумажную. Только сперва к сыну заглянет… Не тому, что в дереве и камне встает в устье Туи — тому, что научился сидеть, ползать и даже раз–другой сказал «мама». Начинается новый день: двадцатое марта 1400 года от основания Рима. Или 646 года от Рождества Христова.