Элеонора Раткевич - Свет сквозь ветви

Вооружились мы действительно до зубов. Выходили из дома с Тенахом только поочередно. Ни один из нас не расставался с мечом, деревянными ножами, обычными кинжалами и луком. В доме всегда хранится свежий запас факелов. Женщины тоже вооружились, каждая на свой лад. Ахатани выбрала узкий длинный стилет, Халлис предпочла набор коротких и широких металлических ножей. Пока одна кормила ребенка, вторая неизменно сидела рядом с оружием наголо. Это несмотря на то, что один из нас всегда был в доме.

И хорошо, что мы приняли такие меры предосторожности. Потому что нападение повторилось.

Оно поставило меня в тупик, ибо исходило не от нечисти, и направлено было не на детей. Нападавший был человеком, и покушался он на Тенаха.

Все-таки я не знаю, кто больше дураки: сами эти новые Боги или их служители? И еще – возрастает их дурость по мере приближения к столице и повышения в чине, или просто становится заметнее?

Разумеется, после чудесной неуязвимости, продемонстрированной Тенахом в храме, официально его нельзя и пальцем тронуть. Так эти остолопы до чего додумались: подослали к Тенаху наемного убийцу! Убрать, и концы в воду. Чтоб не подавать, значит, дурного примера. Ну, тут столичные первосвященники малость просчитались. Во-первых, хотя временное бессмертие давно покинуло нас, Тенаха все равно так просто не возьмешь. А во-вторых, за этот год родился и окреп еще один ребеночек – Боевой Орден.

Дитятко было в бешенстве и пожелало сделать бяку тому, кто надумал обидеть обожаемого родителя. Без ведома Тенаха часть Боевого Ордена предприняла демарш в столицу. Уж не знаю, кого они там брали за грудки и чем грозились, но переполоху было много. Что вы, что вы, все в порядке, никто и не хотел , нас не так поняли, это случайность, трагическая случайность, оплошность, больше не повторится… Больше, действительно, не повторилось. Столичные церковные заправилы удумали новую шутку. Тенаха спешно канонизировали. Все для того, чтоб никто не брал с него примера. Дескать, он святой, ему можно, а остальным – нишкни. Когда Тенаху принесли пергаментный свиток с известием о его официально зарегистрированной святости, он треснул гонца свитком по шее и ругался три дня почти без передышки. Редко когда мне доводилось слышать что-нибудь столь же душеспасительное.

Канонизация Тенаха имела вполне естественные последствия. К нему, как к известному святому, постоянно наезжали за советом, хотя оравы паломников сделали нашу жизнь почти невыносимой. К Тенаху начали приезжать из столицы за одобрением официальной политики. Тенах прикрывал глаза ресницами, чтоб не заметили, какие молнии он мечет взглядом, и давал уклончивые ответы: одобрять это безобразие было выше его сил, а возражать впрямую

– опасно. Мало что могло с такой же силой довести его до бешенства, и однажды он сорвался.

Не сорваться было невозможно, я тому свидетель. К Тенаху приехала целая свора за одобрением новых налогов. Все очень логично: казна пуста, монета обесценивается, края уже трижды обрубали, скоро и вовсе за одну старую мелкую серебряную монету будут давать сотню новых золотых. Еще бы. Интересно, а чего они хотели, когда Силы Зла привольно хозяйничают в мире, поля охвачены затяжным неурожаем, скот гибнет, а старые секреты ремесел умирают день ото дня? Вот только откуда деньги взять на этот новый налог – из собственных ушей начеканить, что ли? Я видел, как лицо молчащего Тенаха медленно покрывается красными пятнами, как его пальцы бессознательно теребят рукоять меча, как сжимаются его губы.

– Что изволите посоветовать, многодостойный Тенах? – елейно осведомился один из приезжих монахов.

– Да идите вы лесом! – заорал Тенах.

Ничего себе совет. Главное, что идти им придется. Большинство присутствующих восприняло «совет» совершенно буквально. Не стоит пренебрегать публично полученной инструкцией святого. Могут выйти большие неприятности.

Монах посмотрел на Тенаха с плохо скрываемой ненавистью. Вся его елейность куда-то испарилась.

– Ээ… в каком направлении нам посоветует двигаться многодостойный? – процедил сквозь зубы монах.

Тенах, весь еще во власти бешенства, махнул рукой в пространство. Молодец Тенах! Болота в том направлении просто замечательные.

– Ты был великолепен! – сказал я, когда посетители удалились.

– А что делать? – Тенах нервно мотнул головой. – Хоть бы они в болоте утонули!

– Тогда пришлют следующих, – заметил я.

– Надеюсь, не скоро, – отрезал Тенах.

Но следующих присылать не пришлось, потому что, вопреки здравому смыслу, столичные монахи в болоте не утопли. Совсем даже наоборот. Двигаясь в указанном направлении, они наткнулись на какой-то неимоверный старинный клад. Размеры клада делали новый налог ненужным по крайней мере на ближайшие года три. Чудо святого Тенаха. Святости в нем, конечно, не больше, чем в моей заднице, но задатками ясновидца и чудотворца он обладает. Жаль, что его Богам путь в наш мир заказан, и время их магии не приспело. Какой маг мог бы получиться из Тенаха!

Силы Зла, разумеется, не дремали, и ошалевшие от лицезрения клада монахи незамедлительно подверглись нападению. И лежать бы им костьми возле сокровищ, если бы не Боевой Орден. Парни Тенаха как раз проводили очередное прочесывание леса на предмет поисков нечистой силы. Они тут же ринулись на шум и уложили нападавших на месте. Еще одно чудо святого Тенаха. С их помощью достали подводы, погрузили клад и под охраной отправили его в столицу.

Но не все же веселье. Были и очень страшные вещи. Я убедился, что Силы Зла метили именно в наших детей, когда у одной женщины в деревне пропал новорожденный ребенок. Я строго-настрого велел Тенаху ни на шаг не отходить от дома и женщин с детьми не выпускать, а сам взял с собой с десяток воинов Ордена и помчался на поиски.

Мы его нашли. И тех, кто это сделал, тоже. У меня духу не хватило сказать матери, как именно он умер. Умер, и все. Я не хочу об этом рассказывать, ни даже вспоминать. Не могу. Не то, что видеть такое – даже думать не могу. При одной мысли о чем-то подобном я теряю власть над собой. Я перестаю быть человеком, во мне умирают все человеческие желания. Остается только одно. Найти. Догнать. Настичь. Убить. Почувствовать через рукоять меча слабое сопротивление плоти, когда в нее входит сталь. Выдернуть меч. Увидеть, как вытолкнется из раны кровь. Ударить еще раз, чтобы наверняка. И знать, что это существо мертво и никогда, никогда больше не будет делать ничего подобного.

Я не люблю распространяться о своих «боевых подвигах» и никогда не рассказываю о том, что видел и из-за чего их приходилось совершать. При одной мысли кровь застилает мне глаза.