Татьяна Любушкина - Абуджайская шаль

Переживая ото всех этих толков, да разговоров, Дмитрий Степанович первое время только раздражался, когда ему напоминали про полученное наследство. Даже читая подробные отчёты о хозяйственной деятельности в имении, с приложением небольших денежных сумм от господина Мюллера, Перегудов недовольно хмыкал и сурово шевелил кустистыми бровями. Прошло целых два года, когда Дмитрий Степанович, наконец, успокоился и решился съездить осмотреть полученное имение, рассуждая при этом, что единственным правильным решением будет продать злополучную деревеньку, да и забыть о том навсегда. Но в тот год запланированная поездка не случилась. То нельзя было оставить дела служебные, то Дарья Платоновна закапризничала и велела свозить её на воды, потом Николеньку надобно было на учение определить, так что все недосуг.

Однако на третий год Дмитрий Степанович решительно собрался в дорогу на осмотр собственного имения, тем более, что случай представился более чем благоприятный. Дарья Платоновна, взяв с собой Николеньку, отправилась на месяц к своей сестре погостить (старшие дети к тому времени уже жили своими домами), а Дмитрий Степанович остался совершенно один. Не теряя времени даром, он тотчас отослал нарочного в Полянку сообщить о своем приезде, да вскоре выехал и сам.

Укрытая от любопытных глаз высокими холмами, поросшими густым, непроходимым лесом деревенька, доставшаяся Перегудову в наследство, стояла не так далеко от города, как это себе представляла Дарья Платоновна, но её отдалённое расположение от больших дорог, действительно делало Полянку отшельницей, среди многочисленных поселений губернии.

Сначала Дмитрий Степанович ехал по большаку, где вокруг раскинулись распаханные поля, скрипели колёсами встречные повозки, и постоянно попадался народ, уныло бредущий в обе стороны. Затем, оставив большую дорогу позади, коляска свернула в сторону и, прокатив вначале вдоль полей, поехала через редкий лесок, вскоре превратившийся в дремучую чащу, такую густую, что узенькая дорожка едва виднелась среди низко склонившихся ветвей, близко растущих деревьев.

Эк, ведь, какая глушь! — досадливо подумал Дмитрий Степанович — нужды нет, в такую-то глухомань ездить. Продать — да и вся недолга! Окончательно укрепившись в такой мысли, Перегудов вскоре задремал и, проснувшись лишь к вечеру, услыхал негромкий разговор своего кучера с незнакомцем.

— Эй, Федор, что там? Далеко ли? — повелительно, хотя немного охрипнув спросонья, спросил он, высунувшись из окошка.

— Да вот, барин, — обернулся к нему кучер, — ихний-то управляющий господин Мюллер человека прислал, чтоб значица не заплутать, да и то — вовремя! Я уж битый час стою в раздумье, дорога-то — вишь, в обе стороны пошла! А куды ехать то? Ребус!

Кряхтя, Дмитрий Степанович вышел из кареты (засиделся — хоть ноги размять), махнул сердито стоявшему поодаль пареньку лет семнадцати, державшему в поводу низенькую лохматую лошадку.

— Ну, любезный, поди сюда! Отвечай — кто таков?!

Паренёк приблизился, прихлопнув открытый доселе рот (сроду не видал такого важного барина!). Сдернул потрепанную шапчонку с головы под осуждающим взглядом кучера Федора, неловко поклонился и неожиданно сорвавшимся до тонкой ноты голосом (отчего вспыхнул сразу, как маков цвет и далее говорил нарочито грубо) произнес:

— Полянские мы, мельника Захара сын — Данила. Нас господин Мюллер послал, управляющий. Сказал — езжай, встрень барина у Ползучей топи, не то дороги перепутают и непременно в болото попадут.

— Ты что же это несёшь-то дурень! — осердился утомленный дорожными неудобствами Дмитрий Степанович, — нешто здесь дорога в болото проложена?

Данила шмыгнул носом, почесал колено и после произнес:

— Верно, барин. Вот эта дорога по правую руку — в Полянку, а по левую — на болото.

Решив больше не продолжать расспросы, Перегудов раздраженно махнул рукою кучеру:

— Езжай, Фёдор! — и повернулся к Даниле:

— А ты ступай! Показывай куда ехать! Да смотри мне, шельма, не вздумай плутать!

Колеса плавно покатились по узкой, но ровной дорожке покрытой короткой мягкой травой. К утру бы доехать, — зевнув, подумал Дмитрий Степанович, — что за сторона — болота, леса… продать! за такими мыслями Перегудов снова задремал и очнулся от толчка, когда карета стала. Пождав минуту и не услышав ни шороха, Дмитрий Степанович досадливо крякнул, засопел и громко переступил ногами, в надежде быть услышанным и получить пояснение, почто опять остановка. Но его телодвижения не были услышаны, пришлось, прочистив кашлем горла прикрикнуть:

— Федор! Что? Завез нас дурак в болото?

Немного погодя Федор откликнулся странно изменившимся голосом:

— Гляньте-ка, барин, вон она Полянка-то ваша! Приехали, стало — быть…

Перегудов вылез из коляски и, хмурясь, прошёл вперед, оставив за собою кучера и проводника.

Дорога вышла из леса, и Дмитрий Степанович заметил, что сумерки, давно наступившие в густом непроходимом лесу, здесь на открытом пространстве едва начались. Солнце, огромным алым краем ещё держалось в почерневшем сумеречном небе, бросая багровые отблески на раскинувшиеся вокруг холмы. Внизу меж холмами виднелась деревенька. Первое, что пришло Перегудову на ум, была мысль: И верно ведь — Полянка. Ехали-ехали лесом, и вдруг — невидаль, внизу-то чисто ни кусточка, вся деревня словно на ладошке.

Внизу, с левой стороны дороги выстроились в ряд крестьянские дома, Перегудов насчитал их числом четыре штуки. Первый в ряду — под самым холмом, последний — возле неширокой речушки с берегами, поросшими обычною в таких местах ветлою. С правой стороны — ещё две избы. Дорога, по которой они ехали, в аккурат проходила вниз между двумя рядами крестьянских домов, разделяя их по обе стороны. Посреди деревушки стояла церковь, небольшая, но добротная — с красного кирпича. Маковки позолочены, не облезлые, а может сверху-то не больно и видать. С правой стороны все продолжался холм, за ним угадывалась вода. Озеро, - вспомнил Перегудов письма управляющего (тот ему подробно все доходные статьи описывал). Все увиденное Дмитрий Степанович охватил одним взглядом и вид был ничем не примечателен, кроме спокойной умиротворенной красоты, что отличает многие русские деревни. Затем взор Перегудова обратился в сторону, что с таким вниманием рассматривали Федор и Данила.

На склоне холма стояли почерневшие обгоревшие развалины старой барской усадьбы. Стены местами обвалились под напором бушевавшего здесь огня, крыша рухнула и лишь в одном месте нависала обломком над закоптелыми руинами. Причудливо разбросанные останки сгоревшего дома придавали сходство с огромным зверем, распахнувшим немую черную пасть и глядящего на мир пустыми глазницами мертвых окон. Впечатление развалины производили отталкивающее, отвратительное. Смотреть на них не хотелось, так, словно на чистом веселом лице ребенка виден был уродливый шрам и как бы ты не отводил взгляд, но вновь и вновь невольно обращаешь внимание на этот досадный недостаток.