Роджер Желязны - Сказка торговца

— Благодарю, — сказал я, и эхо смеха донеслось до меня и умчалось прочь.

Я поднял свой альбом и раскрыл его на нужной странице, надеясь, что настало время осуществить вызов. Я рассматривал нежные черты нарисованной дамы, ее рассеянный взгляд, который свидетельствовал о широте и глубине ее натуры. Через несколько мгновений страница стала холодной под моими пальцами, и рисунок, сделавшись трехмерным, казалось, начал шевелиться.

— Да? — донесся голос.

— Ваше величество, — сказал я. — Хотя вы, возможно, уже догадались сами, я хотел бы сообщить вам, что радикально изменил свою внешность. Я надеялся, что...

— Люк, — сказала она, — разумеется, я узнала тебя... — Ее взгляд по-прежнему оставался несфокусированным. — Ты в беде.

— Это действительно так.

— Ты желаешь выбраться оттуда?

— Если это не слишком обременительно.

— Разумеется.

Она протянула руку. Я почтительно сжал ее, и комната, где она сидела, начала становиться ярче, заслоняя собой серое небо и хрустальный холм. Я сделал шаг вперед и оказался у нее. В тот же момент я упал на колени, расстегнул пояс и протянул ей свой клинок. До меня донеслись отдаленный стук молотков и пение пил.

— Встань, — сказала она, коснувшись моего плеча. — Подойди и сядь. Выпей со мной чашку чая.

Я встал на ноги и подошел вслед за ней к столику в углу. Она сняла запыленный фартук и повесила его на деревянный гвоздь, торчавший из стены. Пока она готовила чай, я рассматривал небольшую армию статуй, выстроившихся вдоль одной стены и располагавшихся случайными группками по всей огромной студии — маленькие, реалистичные, импрессионистские, красивые, гротескные. Она работала в основном с глиной, хотя самые маленькие статуи были выполнены в камне. В дальнем конце комнаты стояли печи для обжига, но сейчас они были холодны. Несколько металлических мобилей причудливой формы свешивались с потолочных балок.

Подсев ко мне, она коснулась моей левой руки и потрогала кольцо, которое когда-то подарила мне.

— Да, я ценю оберег королевы, — сказал я.

— Несмотря на то, что ты сейчас сам являешься монархом страны, находящейся с нами в дружественных отношениях?

— Даже несмотря на это, — сказал я. — И ценю настолько, что хотел бы частично возвратить свой долг.

— О?

— Я совершенно не уверен, что в Амбере слышали о недавних событиях, в которых я принимал участие или о которых мне хорошо известно и которые могут повлиять на его благополучие. Если только, конечно, Мерлин в последнее время не вступал с ними в контакт.

— Мерлин не вступал в контакт, — сказала она. — Однако, если у тебя есть информация, жизненно важная для королевства, тебе следует передать ее непосредственно Рэндому. Его нет здесь сейчас, но я могу связаться с ним через Козырь.

— Нет, — сказал я. — Я знаю, что он не любит меня и ни в малейшей мере не доверяет мне как убийце своего брата и другу человека, который поклялся разрушить Амбер. Я уверен, что он был бы рад увидеть меня низложенным и посадить своих марионеток на трон Кашфы. Полагаю, что когда-нибудь я должен выяснить с ним отношения, но этот день еще не настал. Сейчас вокруг меня слишком много всего происходит. Однако информация, которой я владею, выходит за пределы местной политики. Она затрагивает Амбер и Хаос, лабиринт и Логрус, смерть Свэйвилла и возможное восшествие Мерлина на престол Хаоса...

— Ты говоришь серьезно?

— Клянусь. Я знаю, что он выслушает тебя. И даже поймет, почему я все рассказал именно тебе. Позволь мне избежать встречи с ним. Грядут значительные события.

— Расскажи мне все, — сказала она, поднимая чашку с чаем.

Я рассказал ей, что знал, включая то, что сообщил мне Мерлин, вплоть до конфронтации в первичном лабиринте и о своем полете к Хрустальной пещере. В процессе рассказа мы выпили целый чайник чая, и, когда я закончил, наступило долгое молчание.

Наконец она вздохнула.

— Ты поручил мне доставить важные данные разведки, — сказала она.

— Я знаю.

— И все же я чувствую, что это лишь небольшое звено гораздо более значительной цепи.

— Как так? — спросил я.

— Несколько мелких фактов, о которых я слышала, узнала, догадалась, которые, возможно, мне пригрезились, а некоторых, кажется, я просто опасаюсь. Все это не имеет отчетливых очертаний. Тем не менее этого достаточно, чтобы было о чем расспросить землю, с которой я работаю. Да. Теперь, когда я это обдумала, можно попытаться. Самое время.

Она неторопливо поднялась и, помедлив, высоко вскинула руки.

— Это будет Язык, — сказала она, и ее движение вызвало к жизни один из мобилей, заставив его зазвенеть на разные лады.

Она подошла к правой стене. На фоне огромной студии ее фигурка в серо-зеленом одеянии, с каштановыми волосами, струившимися до середины спины, казалась совсем миниатюрной. Ее пальцы начали легко ощупывать выстроившиеся вдоль стены статуи. В конце концов остановившись перед широколицей скульптурой с узким торсом, она принялась толкать ее по направлению к центру комнаты.

— Позвольте мне сделать это, ваше величество.

Она покачала головой.

— Зови меня Вайол, — сказала она. — Но нет, я должна расставить самостоятельно. Эту я назову Памятью.

Она поставила ее немного к северо-западу от Языка. Затем она подошла к группе фигур и, выбрав одну из них, — тонкую, с приоткрытыми губами, — поставила ее к югу от Языка, который служил компасом.

— А это Желание, — сообщила она.

Третью фигуру — долговязую и прищурившуюся — она наметила быстро и поместила ее на северо-востоке.

— Опасение, — сказала она, продолжая свою работу.

Женщина с широко откинутой правой рукой заняла место на западе.

— Риск, — продолжала она.

На востоке оказалась другая дама, у которой обе руки были широко раскинуты.

— Сердце, — сказала Вайол.

На юго-западе встал высоколобый всклокоченный философ.

— Голова, — объявила она.

...А на юго-западе расположилась улыбающаяся дама, — невозможно было определить, с какой целью она подняла руку — приветствуя или готовясь нанести удар.

— Шанс, — закончила она, вдвигая последнюю статую в круг, который напоминал мне одновременно Стоунхендж и остров Пасхи.

— Принеси два стула, — сказала она, — и поставь их здесь и здесь.

Я повиновался, и Вайол уселась на северной стороне позади последней фигуры, которую она поставила: Предвидение. Я занял место позади Желания.

— А теперь молчи, — проинструктировала она.

Сама она несколько минут сидела неподвижно, положив руки на колени.

Наконец она заговорила:

— На глубочайшем уровне, — сказала она, — что угрожает миру?

Слева от меня Опасение, казалось, заговорило, хотя его слова вызванивал Язык у нас над головой.