Генри Каттнер - Жилищный вопрос

— Ба, — произнёс я слабым голосом, — да ведь это зеркало.

— Зеркало? — захлебнулась Джеки.

— Да, огромное, во всю противоположную стену. Больше ничего не видно. Я не могу подобраться вплотную к окну.

— Посмотри на крыльцо, — сказала Джеки.

Я посмотрел. Возле двери стояла бутылка молока — сами представляете, какой величины. Она была пурпурного цвета. Рядом с ней лежала сложенная почтовая марка.

Пурпурное молоко? — удивился я.

— От пурпурной коровы. Или бутылка такого цвета Эдди, а это что, газета?

Это действительно была газета. Я прищурился, пытаясь различить хотя бы заголовки «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС», — гласили исполинские красные буквы высотой чуть ли не в полтора миллиметра. «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ФОЦПА НАСТИГАЕТ ТЭРА». Больше мы ничего не разобрали.

Я мягко набросил кретон на клетку. Мы пошли завтракать к Терри — всё равно надо было ещё долго ждать автобуса.

Когда мы вечером ехали домой, то знали, чем займёмся прежде всего.

Мы вошли в дом, установили, что мистер Генчард ещё не вернулся, зажгли в его комнате свет и стали вслушиваться в звуки, доносящиеся из птичьей клетки.

— Музыка, — сказала Джеки

Музыку мы едва слышали, да и вообще она была какая-то ненастоящая. Не знаю, как её описать. И она тотчас смолкла. Бух, царап, шлёп, в-ж-ж. Потом наступила тишина, и я стянул с клетки чехол.

В домике было темно, окна закрыты, жалюзи опущены. С крыльца исчезла газета и бутылка молока. На двери висела табличка с объявлением, которое предостерегало (я прочёл через лупу): «КАРАНТИН! МУШИНАЯ ЛИХОРАДКА!»

— Вот лгунишки, — сказал я. — Пари держу, что никакой лихорадки там нет.

Джеки истерически захохотала.

— Мушиная лихорадка бывает только в апреле, правда?

— В апреле и на рождество. Её разносят свежевылупившиеся мухи. Где мой карандаш?

Я надавил на кнопку звонка. Занавеска дёрнулась в сторону, вернулась на место; мы не увидели… руки, что ли, которая её отогнула. Тишина, дым из трубы не идёт.

— Боишься? — спросил я.

— Нет. Как ни странно, не боюсь. Карапузы-то нас чураются. Кэботы беседуют лишь с…[2]

— Эльфы беседуют лишь с феями, ты хочешь сказать, — перебил я. — А чего они нас, собственно, отваживают? Ведь их дом находится в нашем доме — ты понимаешь мою мысль?

— Что же нам делать?

Я приладил карандаш и с неимоверным трудом вывел «ВПУСТИТЕ НАС» на белой филёнке двери. Написать что-нибудь ещё не хватило места. Джеки укоризненно зацокала языком.

— Наверно, не стоило этого писать. Мы же не просимся внутрь. Просто хотим на них поглядеть.

— Теперь уж ничего не поделаешь. Впрочем, они догадаются, что мы имеем в виду.

Мы стояли и всматривались в домик, а он угрюмо, досадливо всматривался в нас. Мушиная лихорадка… Так я и поверил!

Вот и всё, что случилось в тот вечер.

Наутро мы обнаружили, что с крохотной двери начисто смыли карандашную надпись, что извещение о карантине висит по-прежнему и что на пороге появилась ещё одна газета и бутылка зелёного молока. На этот раз заголовок был другой: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС: ФОЦПА ОБХОДИТ ТЭРА!»

Из трубы вился дым. Я опять нажал на кнопку звонка. Никакого ответа. На двери я заметил почтовый ящик — этакую костяшку домино — только потому, что сквозь щель виднелись письма. Но ящик был заперт.

— Вот бы прочесть, кому они адресованы, — размечталась Джеки.

— Или от кого они. Это гораздо интереснее.

В конце концов мы ушли на работу. Весь день я был рассеян и чуть не приварил к станку собственный палец. Когда вечером мы встретились с Джеки, мне стало ясно, что и она озабочена.

— Не стоит обращать внимания, — говорила она, пока мы тряслись в автобусе. — Не хотят с нами знаться — и не надо, верно?

— Я не допущу, чтобы меня отваживала какая-то… тварь. Между прочим, мы оба тихо помешаемся, если не выясним, что же там в домике. Как по-твоему, мистер Генчард — волшебник?

— Паршивец он, — горько сказала Джеки. — Уехал и оставил на нас каких-то подозрительных эльфов!

Когда мы вернулись с работы, домик в клетке, как обычно, подготовился к опасности, и не успели мы сдёрнуть чехол, как отдалённые тихие звуки прекратились. Сквозь опущенные жалюзи пробивался свет. На крыльце лежал только коврик. В почтовом ящике был виден жёлтый бланк телеграммы.

Джеки побледнела.

— Это последняя капля, — объявила она — Телеграмма!

— А может, это никакая не телеграмма.

— Нет, она, она, я знаю, что она. «Тётя Путаница умерла». Или «К вам в гости едет Иоланта».

— Извещение о карантине сняли, — заметил я. — Сейчас висит другое. «Осторожно — окрашено».

— Ну, так не пиши на красивой, чистой двери.

Я набросил на клетку кретон, выключил в комнате свет и взял Джеки за руку. Мы стояли в ожидании. Прошло немного времени, и где-то раздалось тук-тук-тук, а потом загудело, словно чайник на огне. Я уловил тихий звон посуды.

Утром на крохотном крылечке появились двадцать шесть бутылок жёлтого — ярко— жёлтого — молока, а заголовок лилипутской газеты извещал: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС: ТЭР ДЕЛАЕТ РЫВОК!» В почтовом ящике лежали какие-то письма, но телеграмму уже вынули.

Вечером все шло как обычно. Когда я снял чехол, наступила внезапная, зловещая тишина. Мы чувствовали, что из-под отогнутых уголков штор за нами наблюдают. Наконец мы легли спать, но среди ночи я встал взглянуть ещё разок на таинственных жильцов. Конечно, я их не увидел. Но они, должно быть, давали бал: едва я заглянул, как смолкло бешеное топанье и цоканье и тихая, причудливая музыка.

Утром на крылечке была красная бутылка и газета. Заголовок был такой: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС: ФОЦПА — ПИШИ ПРОПАЛО!»

— Работа у меня летит к чертям собачьим, — сказал я. — Не могу сосредоточиться — все думаю об этой загадке и диву даюсь…

— Я тоже. Непременно надо как-то разузнать.

Я заглянул под чехол. Жалюзи опустились так быстро, что едва не слетели с карнизов.

— Как по-твоему, они обижаются? — спросил я.

— По-моему, да, — ответила Джеки. — Мы же пристаём к ним — просто спасу нет. Знаешь, я готова побиться об заклад, что они сидят сейчас у окон и кипят от злости, ждут не дождутся, чтоб мы ушли. Может, пойдём? Все равно нам пора на автобус.

Я взглянул на домик, а домик, я чувствовал, смотрел на меня — с обидой, раздражением и злостью. Ну да ладно. Мы уехали на работу.

Вернулись мы в тот вечер усталые и голодные, но, даже не сняв пальто, прошли в комнату мистера Генчарда. Тишина. Я включил свет, а Джеки тем временем сдёрнула с клетки кретоновый чехол.

Я услышал, как она ахнула. В тот же миг я подскочил к ней, ожидая увидеть на нелепом крыльце зелёного человечка, да и вообще что угодно ожидая. Но не увидел ничего выдающегося. Из трубы не шёл дым.