Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)

– Сам научился?

Может, рассказать про фокусника?

– Ну, я это... – начал Тенки, – видел представление, там большие шары из воздуха делали.

– Какое представление?

– Фокусника, – терпеливо объяснил мальчуган. – Приезжал весной, с караваном. Ещё у них лесное чудовище было, только оно громадное, такие на зов не идут.

– Ого, ты и призывать умеешь?

– Ну а как же, – с превосходством сказал Тенки, – мы с отцом когда ходили на рыбалку... – и осёкся, ожидая неминуемого: «А сейчас где твой отец?»

Но вместо этого магик спросил о другом.

– Тебе сколько лет-то?

– Десять, – может, надо было соврать, что хотя бы двенадцать?

– Десять... – магик смешно подвигал ртом. – Слушай, а ты ведь у нас юный талант.

– Чего?

– Молодец, говорю. Маленький, а хват. Вот только десять лет...

Точно, надо было сказать «двенадцать».

– Скоро одиннадцать, – насупился мальчишка – хотя на самом деле оставалось ещё почти полгода.

– В столицу бы тебе, в Валисс. Там из тебя сделают человека. Да только кто ж тебя туда отвезёт. Отец есть?

Ну вот он и прозвучал, этот ненавистный вопрос. Отвечать Тенки не стал, только помотал головой.

– Подрастёшь – езжай в Валисс, – вставая, мужчина потрепал ему волосы. – Найдёшь в тамошней магической школе старика Мака, скажи ему, что Ралло прислал. Повтори.

– Старик Мак, – послушно произнёс Тенки, – сказать, что прислал Ралло.

– Ага, – чему-то улыбаясь, подтвердил магик, – смотри сюда, – и постучал указательным пальцем по табличке на шесте. – Читать умеешь?

– Умею, – несколько обиженно сказал ребёнок. Обижаться причины имелись: читать Тенки научился лет в пять, по сестринскому букварю, ещё перед тем, как пойти в школу.

– Ну вот, Ралло меня звать, запомнишь?

– «Уважаемый господин магических наук Ралло-иль Макущим», – прочёл мальчишка старательно выведенные буквы.

– Ну, про господина можешь не запоминать, – закашлялся магик, сделал рот куриной гузкой. – Запомни «Ралло» – эт моё имя, и «иль Макущим», эт значит «ученик Макущима», старика Мака, стал-быть.

***

– Ралло, ученик Макущима, – повторил Тенки вслух слова из солнечного дня трёхгодичной давности. Сейчас, в зыбком ночном мраке, перемешанном с рокотом моря, воспоминания о том лете казались почти что сном.

Валисс. Отсюда, с побережья, до сердца страны и в политическом, и в географическом отношениях, столицы людского мира, пешком не добраться – во всяком случае не за одну ночь. Да и дороги, если честно, Тенки не знал: на пути были горы, а это тебе не топать ногами по однообразно унылой, зато знакомой с детства линии моря.

Валисс, магическая школа, сказал тогда магик. «Подрастёшь – поезжай».

Тенки усмехнулся бьющему в лицо мягкому ветру. Чтобы попасть в Валисс, сначала надо дойти хотя бы до Йокола. В Йокола есть магик, живёт там уже больше года, к нему и надо идти. И только потом – если тот не откажется помочь, – в столицу. Если магик сочтёт, что Тенки достоин туда попасть, если найдёт в нём достаточно силы.

Горы слева начали уступать, забирая назад с побережья, открывая широкое лесное пространство. Это место Тенки знал: треть пути до Йокола пройдена. Всего треть – а ступни уже устали шаркать по дороге, ноги тяжёлые и гудят. Смертельно хотелось отдохнуть, спрятаться от ветра среди деревьев и сделать привал, может, поспать пару часиков. А там, глядишь, и до рассвета недалеко, и силы снова появятся.

Но Тенки упорно шагал вперёд.

В Йокола Тенки уже бывал, давно, правда, дело было, ещё до приезда магика, лет пять где-то назад. Ходили с матерью и сестрой на ярмарку, тогда от деревни шли целым караваном, весело шли, с песнями. С привалами.

Может, прав был Озий, и зря он дня не подождал, чтобы при солнце топать. Соснул бы в тепле, перетерпел бы изрядно надоевшую материнскую брань и попрёки малыми заработками, а наутро, едва поднялось бы солнце, прочь из дома – и след простыл. Правда, пойди Тенки днём, мать не пустила бы, догнала, вернула б в деревню. А ночью – кто же выходит ночью за ворота, лесным зверям да чудовищам на добычу, кому жизнь не дорога? Хотя главная причина состояла, разумеется, вовсе не в этом – а в ежевечерней чарке с горячительным, которую мать уже опрокинула в себя, разомлела и потому, верно, и не побежала.

В башмаки словно песок набился – при каждом шаге ступни саднило. Тенки, однако, старался не обращать на это внимания, как и на усталость в мышцах, тупую тянущую боль в бёдрах и голенях. Механически передвигал ноги, зная, что до Йокола ещё далеко. А стоит присесть, как он уже не сможет потом встать и идти дальше, снова войти в помогающий сейчас продвигаться вперёд машинальный ритм. Шёл, пытаясь не думать о физических ощущениях.

О том, что может призывать мелких животных и птиц, глупых рыбьих мальков и насекомых, Тенки знал с самого детства. Сказать вернее, не помнил иного. Сначала окружающие считали его просто удачливым, соседи-рыбаки наперебой зазывали на ловлю, а стоило им с отцом выйти в море, как без хорошей добычи не возвращались. Потом, когда у ребёнка обнаружились и другие способности, сообразили: а мальчик-то, похоже, нескупо одарён Огнём.

Но, конечно, в магики его не прочили: денег отсылать сына в город не имелось, хотя отец задумывался о будущем. Ну а потом пришла та буря, после которой мать вперемешку с проклятиями то благодарила Огонь за ниспосланное в ту ночь стремление во что бы то ни стало удержать возле себя Тенки, то негодовала на море за то, что отняло мужа.

Тенки порой задумывался, как случилось бы, окажись он тогда на лодке с отцом и остальными рыбаками, помогли бы ему те жалкие зачатки магии, что он только начал ощущать и которыми ещё не в состоянии был управлять. И каждый раз приходил к выводу, что нет, не помогли бы, и море, всесильное и равнодушное, поглотило бы лодку всё с той же безразличной лёгкостью.

Далеко справа, над морем, небо начало светлеть. Горы отошли в сторону, теперь по левую руку шёл тёмный, шумящий листьями лес. Тенки с удовольствием спустился бы с дороги, двигаясь по самой кромке моря, подальше от однообразной негостеприимной тени деревьев, но по песку идти было невозможно, ноги вязли и скорость упала бы вдвое.

Сколько часов он уже идёт? Сколько ещё до деревни?

Теперь, вздумайся ему бросить это дело и вернуться, – сама по себе невозможная мысль – кто знает, может, дорога назад уже больше остатка пути до Йокола.

Скоро рассвет, значит, сейчас часа четыре утра. Четыре часа – а вышёл он в девять вечера, и ещё болтал у ворот с Озием, как будто делать больше было нечего.