Наталья Резанова - Конвоир

Затем капитан велел каждому назвать свое имя и деревню. Слушал ли он запинающиеся ответы, неизвестно, зато смотрел внимательно. Не поворачивая головы к писарю, произнес:

– Вон того… и того… и того – к смолокурам. Вон тех – к Угаину под начало, в землекопы, больше ни на что не годны. А этих, – толстый палец с обломанным ногтем ткнул еще в пятерых, – на Рауди, лес валить.

– Эй, вы,– заявил писарь, – чего стоите? Сюда давайте, я вас размечу. бирки возьмите…или нет, все равно потеряете… На, – он сунул бирки сопровождающему рабочих то ли конюху, то ли еще кому. – Завтра отдашь конвоирам.

– Ага! – капитан, обмякший было в кресле, внезапно оживился. Он даже привстал. Тевено украдкой покосился в его сторону.

Пока шло распределение на работы, возник давешний Орен. Амуницию свою он где-то сбросил, оставил только меч.

– Явился! – угрожающе произнес капитан. – А ты знаешь, что Дарлох в лазарете очухался?

Орен ничего не ответил. Тевено подумал, что от мог хотя бы выразить почтение капитану. Но Орен стоял и ждал, что тот скажет дальше.

– И говорит он, что не разбойники ему бока помяли, а это ты его избил! – зловеще провозгласил капитан.

– Я разве спорю?

Голос у него оказался на редкость красив и приятен. Таким бы песни петь, а не с начальством пререкаться. И от звука этого красивого и приятного голоса капитана аж передернуло.

– Ты, малой, что себе позволяешь? Думаешь, ежели за тобой и шайка Олери, и дело в Совьем овраге, ты можешь и язык распускать, и руки? Что стоит стражник, который избивает своего товарища?

– Что стоит стражник, который позволяет себя избить? – возразил Орен, и, поскольку капитан не нашелся, что ответить, добавил безжалостно, словно кол в грудь забивал: – И жалуется?

Тевено не понимал, в чем дело и о чем речь, но довод, несомненно, возымел действие. Капитан морщил лоб, что-то прикидывал, потом внезапно повернулся к писарю.

– Ну-ка, припомни, что он плел, когда они из дозора явились?

– А ничего, – с готовностью отозвался писарь. – Он Дарлоха на плечах приволок и в лечебнице свалил, ни слова не сказамши. А Дарлох в беспамятстве был, вот все и решили…

– Ладно. Хоть тут не врал. И Дарлох тоже дурак. Но наказать тебя я все равно накажу. Что бы… Ага! – Его взгляд пал на кучку работников, столпившихся у стола. – Я тут отобрал пятерых на Рауди. Вот ты их и доставишь.

Впервые безразличное лицо Орена изменилось, и нельзя сказать, что перемены были к лучшему.

– Я в стражники нанимался, а не в охранники!

– Молчать! Доставишь этих олухов в целости. Что с ними там будет , мне плевать, но если с ними в пути что случится – ответишь головой!

– Слушаюсь, – без особого восторга сказал Орен.

– То-то. А меч оставь. Не в бой идешь, в лесу меч тебе не надобен…

Орен медлил. Меч в лесу и впрямь был ни к чему, если с разбойниками не встретишься. И капитан был вправе забрать его. У пограничных стражников не было собственности, и меч, для рыцарей воплощавший честь и мужество, для «красных курток» был всего лишь казенным оружием. Но определенные правила чести существовали и у пограничников. Капитан мог наказать строптивца, столь безжалостно обошедшегося с товарищем, приказав посадить его в колодки или высечь. Были у него такие права. Разве что для смертного приговора он обязан был передать преступника дуксу. Но он предпочел иное наказание. И то – некоторые пограничники предпочли бы сутки просидеть в колодках на рыночной площади, чем показаться на людях без меча. Уж очень было обидно.

Но Орен, поразмыслив, кивнул.

– Оставлю. Коня дадут мне?

– Обойдешься. Ты и пешим ходом всех перегонишь. А если перед деревенщиной в седле покрасоваться желаешь – нет у меня для этого свободных лошадей. Понял?

– Понял.

– Распустились, понимаешь… Воинство пограничное, опора порядка и спокойствия… А эти что тут торчат? – напустился он на писаря и сопровождающего. – Убрать их отсюда, и чтоб завтра духу этого мужичья в крепости не было!

Ночевать их отвели в сарай рядом с конюшней. Дали на ужин какой-то жидкой каши, без соли и молока, не то что дома, но никто не отказался. После целодневного перехода хотелось есть. Дверь сарая снаружи прикрыли, но не заперли. Какой смысл запирать? Во дворе стражники, и никуда не деться из крепости. А если бы и утечь – каково ночью за ее стенами?

Те четверо, которые должны были вместе с Тевено идти валить лес, все были из разных деревень. Наметанный глаз капитана сразу определил самых подходящих. Роста они были среднего или ниже того – местные жители вообще по части роста не отличались, зато у всех были широкие плечи и длинные сильные руки. В пути они разговаривали мало, и о сотоварищах Тевено знал только имена: Квилл, Фола, Муг и Лейт. Инстинктивно все пятерки, на которых разделили прибывших, старались держаться вместе, но та, куда попал Тевено, оказалось на особом положении. Уже было известно, когда их уведут, и кто. Поэтому на будущих лесорубом посматривали кто со страхом, а кто и с завистью.

С грехом пополам удалось заснуть. И словно бы, едва мгновение промелькнуло, завизжали несмазанные петли, распахнулась дверь, а за ней, в предрассветной мгле, стояли двое – конвоир и слуга, получивший вчера бирку от писаря.

– Эй, кто на Рауди – выходи!

Спотыкаясь и толкая друг друга спросонья, пятеро выбрались наружу – растрепанные, с соломой в волосах.

Слуга поставил на землю две переметных сумы и подал бирку Орену.

– Вот. Ты грамотный, ты и читай.

Конвоир, однако, читать, и соответственно, выкликать перечисленных поименно не стал. Должно быть, вчера он запомнил тех, кого капитан назначил на вырубку, и сейчас ему достаточно было посмотреть, чтобы определить – те ли.

Слуга тем временем, достав моток веревки, начал вязать подконвойным руки. Никто не возмущался и не вырывался – они и ожидали чего-то подобного. Скорее, удивляла сама веревка – не пеньковая и не из сыромятных ремней. Она была сплетена из каких-то шелковистых волокон.

Орен молча наблюдал, как связывают тех, кого ему предстояло сопровождать до Рауди – против шеренги невысоких и коренастых, он, долговязый и тощий, в поношенной красной куртке, несомненно, принадлежавшей ранее человеку вдвое его толще, выглядел еще более нелепо, чем вчера. Меча, как и ожидалось, при нем не было. Но и без меча оружия у него было предостаточно. За спиной – топор и колчан со стрелами. Самострел пристегнут к плечу – пограничников учили стрельбе как из лука, так и из самострела – в этом состояло очередное отличие «красных курток» от ополченцев, пользовавшихся каким-нибудь одним видом оружия. А вот щитов пограничники не носили вовсе. То ли из бравады («красная куртка – готовая мишень») , то ли оттого, что при их манере боя щиты только мешали. Для Орена, вдобавок, щит был бы сейчас дополнительной тяжестью. У пояса его были привешены два ноша.