Марина Дяченко - История доступа

Прошла еще минута.

Король приподнялся, отдернул занавеску на приоткрытой двери и крикнул гвардейцу:

— Найди ее экипаж и служанку. Пригони в гостиницу.

Снаружи убралась подножка и закрылась дверь. Почти сразу карета тронулась с места — очень плавно, на мягчайших рессорах.

«Куда мы едем?»

Янина плотно сжала губы. Оставалась еще вероятность, что это не король, а разбойник в королевском обличье. Непонятно, почему разбойнику подчиняется гвардия, но, допустим…

— Янина из Устока, — сказал король с непонятным выражением. — Любительница поэзии. Кто выиграл?

— С позволения Вашего Величества, — Янина чувствовала, как цепенеет от напряжения спина, — поэт Агат.

— У меня для вас новость, сударыня Янина. Вас выбрали невестой принца.

Он сказал это, не меняя тона, скучно глядя в темный угол кареты.

— Да вы что! — вырвалось у нее, и вырвалось нехорошо: грубо, да еще и с ноткой брезгливости. Она пришла в ужас от собственной дерзости.

— Я прошу прощения. Я нечаянно, то есть я хотела сказать…

Лицо онемело — отхлынула кровь.

— Выбирайте выражения, милочка, — сказал король, жутко глядя на нее черными неподвижными глазами, и Янина стиснула кулаки, захватив немного шелковой ткани нарядного платья.

— Я прошу прощения, — она поняла, что готова даже заплакать.

И решила, что это будет к месту: король, возможно, сжалится над ее слезами. Но как только Янина об этом подумала — слезы высохли, остались головокружение и холод.

— Я хотела сказать, что шансы мои были сочтены в списке, как один к тысяче: род древний, но очень захудалый, дальний, этого не может…

Она осеклась. «Этого не может быть». Не хватало еще, чтобы король приказал отрезать ей язык за дерзость: вот это, наверное, вполне возможно.

— Это может быть, — сказал он немного мягче. — Вы будете невестой принца. Потом его женой. Потом королевой. Матерью наследника. Матерью и женой короля. И перестаньте столь явно сокрушаться по этому поводу!

От удивления она выпустила примятые складки платья.

— Я просто очень удивилась, Ваше Величество. Я не ожидала. Я… рада.

Карета покачивалась, как лодка. Король смотрел на Янину уже легче — во взгляде не было такого бешеного напора.

— У вас были другие планы, да?

Она перевела дыхание.

— Да.

Он кивнул, будто этого и ждал.

— Вы кого-нибудь любите?

— Нет.

— Вот и хорошо. Вы ведь сами понимаете — с этой минуты вы будете любить только принца, только его и больше никого. Вы будете ему верной женой. Это точно?

— Да, — пролепетала Янина, и узоры на внутренней обшивке кареты вдруг сложились для нее во множество лиц, расставленных в шахматном порядке: глумливое лицо — гневное, снова глумливое, и так от стены к стене.

— Я захотел сообщить вам эту новость сам, — король наклонился к ней, всматриваясь в глаза. — Догадываетесь, почему?

— Да, — голос Янины дрогнул. — Но… все эти юные особы… дочери барона из Хлебного Клина, они…

Лицо короля сделалось мрачным.

— Да. Сразу после объявления выбора вы окажетесь в опасности: упасть под колеса экипажа, съесть несвежее за обедом, получить кирпичом по голове — обычное дело для невесты, не так ли?

Янина с удивлением поняла, что не боится. То, что уже случилось с ней, было так неподъемно, что страх смерти бледнел перед этой ношей.

— Поэтому с минуты назначения вас невестой и до самой свадьбы вы будете находиться в секретном месте. Я сам позабочусь о вашей сохранности. Завтра вас ждет тяжелый день — вы не можете не присутствовать на оглашении выбора.

Глумливые и гневные лица, сложившиеся из цветов и букетиков, расплылись у Янины перед глазами.

Ночью у дверей гостиницы дежурил пикет. Гвардейцы сидели в передней, играли в кости, и ни один из постояльцев — и даже хозяйка — до самого утра не смели выйти за порог.

Дуэнья глядела на Янину глазами, похожими на поставленные торчком фасолины. Ей никто не объяснил, что происходит: поначалу ей показалось даже, что и ее, и госпожу арестовали и поодиночке сопровождают в тюрьму.

— Мы должны спать, — сказала Янина и не шевельнулась. Она сидела в кресле посреди просторной гостиной их дорогого номера. Рядом на ковре валялись мокрые туфли. Топилась печка среди теплой, влажной весны, но Янине по-прежнему было холодно.

— Мы должны спать. Завтра на рассвете за мной прибудет карета.

— За вами? А я, разве я не должна…

Янина закрыла глаза.

— Илли, я хотела бы поменяться с тобой местами. Чтобы ты поехала во дворец, а я осталась.

— Но как же? — глаза, похожие на фасолины, заблестели. — Единственный раз в жизни! Оглашение невестытфинца! И это вы!

Дуэнья вдруг вскочила и пустилась танцевать по комнате, устраивая ветер кружевами. Потом обрушилась на пол перед Яниной, разметав широченную юбку:

— Умолите их, чтобы меня взяли! Я ваша наперсница, я обязательно должна там быть!

— Они боятся, что ты распустишь язык, — призналась Янина.

— Ни за что!

— Илли, что я могу сделать? — вырвалось из самой глубины, откуда-то от солнечного сплетения, твердого, как рыбий костяк. — Я ничего не решаю — ни своей судьбы, ни твоей.

— Вы ведь будете королевой.

Янина глубоко вздохнула и задержала дыхание.

— Ты говорила с поэтом?

— Да. Он согласился приехать к вам в поместье и жить там так долго, как вам заблагорассудится.

— Придется отказать ему, — произнесла Янина после длинной паузы.

— Вот еще! Пригласите его во дворец!

— Илли, ты же умная, — Янина посмотрела на печку, выложенную голубыми изразцами, на красные щели заслонки. — Ты же умная девушка, зачем ты расстраиваешь меня и говоришь ерунду?

Часы за окном, на городской башне, отрывисто пробили час.

В закутке за ширмой, предназначенном для умывания, потихоньку остывала вода в огромной кадке. Янина сама зажгла керосиновую горелку и забралась в кадку, не снимая тонкой сорочки.

Через пять минут стало тепло, через шесть Янина поняла, что скоро сварится, и попросила Илли погасить горелку. Сняла через голову мокрую сорочку и выстирала ее тут же, в кадке. Эта рубашка, тоньше паутины и крепче железного листа, с изнанки была расшита узором, как письменами, либо письменами, как узором. За много лет Янина привыкла, что рубашка высыхает на ней: стоит растереться полотенцем, а потом надеть отжатую рубаху — и через несколько минут, глядишь, она уже сухая.

Часы за окном пробили три.

— Мы должны спать, — повторила Янина и ощутила, к своему удивлению, что глаза слипаются.

На другое утро она не очень-то отличалась от множества претенденток, явившихся на церемонию выбора невесты. Барышни, чьи бесконечные родословные волочились за ними, как хвосты, пребывали в волнении: почти каждая вторая была настолько глупа, чтобы верить в свою счастливую звезду и надеяться на трон. Многие плохо спали этой ночью. Красные глаза и бледное лицо Янины никого не удивляли в этой компании.