Михаил Михайлов - Кольцо Кощея

Жуткая субстанция, что находилась сейчас в большом горшке литров на пять, пахла отвратительно. А что хотите? Все-таки у меня нет, ни 'момента', ни другого специального клея. Пришлось варить обычный рыбий, применяемый в древности (точнее сказать, именно сейчас и тут, где я обитаю), немного модернизировав его с помощью магии. Теперь это клей, способный заткнуть любой другой из прежнего мира с пометкой 'супер', вот только запах… Блин, пока я закончил трудиться над приведением в порядок плавающего средства, во мне вновь пробудился аппетит, да и по времени уже около полудня было.

– Ха, теперь бы все это проверить в действии, – задумчиво произнес я, чеша затылок. Совершив эту операцию, я попробовал опустить руку обратно вниз и не смог. Клей в котором оказались, измазаны руки, намертво сцепил мои пальцы и волосы. Пришлось пожертвовать частью шевелюры, со слезами на глазах и матюками на устах, выдирая волосы из головы.

После этого ни есть, ни продолжать работу не хотелось. Бурча под нос нечто успокаивающее, я поплелся на выход, где пришлось побороться дверью. Потом пришлось бороться уже со своими руками, которые прилипли к бронзе и ни в какую не хотели отрываться.

– Да что же это такое, – уже в полный голос заорал я. – Сейчас зверствовать начну!

День не задался с самого начала, это было видно еще по неудаче с замком. Мне бы прислушаться к приметам и остаться в замке, но нет, я же царь и злодей (самодур, вот это уже будет ближе к истине)…

Я решил сходить на речку и проверить свое плавсредство в деле: получилось ли его правильно заклеить? Сказано – сделано. Ненадолго завис в размышлениях, как определиться с надуванием лодки, но и тут справился, решив припахать к этому делу Соловья-разбойника. Уж ему-то с его легкими надуть лодку ничего не стоило. Правда, он сердито дулся, сопел и морщился, когда я просил его о такой плевой услуге.

– Соловей, да что тебе стоит, – уговаривал я его как можно ласковее. – Для тебя одного это только по силам, не домовых же просить.

Разбойник продолжал упорствовать, не желая работать насосом. Елки-палки, что же мне – самому надувать? Я лопну быстрее, чем лодка надуется наполовину, а магию боюсь применять. Толком не овладел еще и опасался в итоге получить кучу резиновых лохмотьев.

– Я могу помочь в любом деле, – брякнул я, не подумав, и понял, что попал. Глаза Соловья загорелись фанатичным блеском с примесью будущего удовлетворения.

– С богатырем поможешь?

– С каким таким богатырем? – опешил я.

– С обычным русским богатырем, – пояснил Соловей. – Он неподалеку в деревушке засел и брагу хлещет. Достал он меня, Кощей, спасу нет. Как напьется, так сразу к моему любимому дубу приходит, и давай надо мною измываться. Что только не наслушался от него, а вчера и вовсе в меня кинул своей булавой. Во, шишка какая!

Соловей-разбойник приподнял ермолку, надвинутую на лоб, и продемонстрировал огромную шишку в лилово-синих разводах синяка.

– М-да, – крякнул я от неожиданности. – Что же ты его не засвистел?

– Так у меня от его слов мерзких, – сплюнул Соловей на пол. – Прямо скулы сводит, свиснуть нормально не могу.

– Прям-таки от одних слов? – позволил я себе усомниться. – А ничего больше?

Соловей помялся, поправил ермолку, надвинув ее сильнее на лоб, скрывая следы удара богатырского, и сказал как на духу:

– Плод он заморский ест, как ко мне приходит. Я его раз попробовал мальцом, когда один обоз пощипал, так теперь начинает корежить от одного вида или названия.

– Что за плод-то, – спросил я его, уже понимая, что к чему.

– Лямоном зовут его люди и купцы заморские. Сам желтый, словно солнышко, а кожура твердая и горькая, как редька. А внутри дольки сочные, но такие кислые-е-е, никакой молодой щавель не идет в сравнение.

– Лимон, значит, – задумчиво проговорил я. – Богатырь, значит… Ладно, помогу тебе, отважу богатыря от дуба твоего и леса. Только ты дуй давай.

Соловей повеселел прямо на глазах и подошел к лодке.

– Куда дуть-то, Кощей? – почесал он затылок.

Я дернул пробку клапана, освобождая отверстие. Потом звонко (мысленно) шлепнул себя по лбу и, сказав Соловью немного обождать, отправил одного из домовых на замковый пруд, чтобы сорвать толстую тростинку. Минут через пять тот вернулся и выдал мне неплохую пустотелую трубочку природного производства с метр длиною.

– Вот, – довольно сказал я Соловью, вставляя один край тростника в клапан (на всякий случай, чтобы воздух не 'сосал', я магией плотно прижал стенки, соприкасающихся сторон), а второй передавая разбойнику., – дуй сюда, только аккуратно, а то вещь порвешь.

С некоторыми сомнениями на лице сказочный персонаж ухватил губами край тростинки и надул щеки. Почти моментально лодка заполнилась воздухом.

– Хватит, – испуганно закричал я и толкнул Соловья в плечо. Тот поперхнулся, выпустил из рук плавсредство, которое он удерживал на весу, чтобы удобно было надувать. При этом обломилась тростинка возле самого клапана, не выдержав тяжести лодки. Воспользовавшись таким головотяпством, та шустро выпорхнула из ладоней и со свистом понеслась в сторону ворот, понемногу задирая нос и спуская воздух.

По несчастью, на воротах сидел один из воронов, что я использовал в качестве почтальонов и посыльных, а еще – разведчиков и диверсантов. Здоровенная птица, размером с гуся, обернулась на странный шум и от изумления раскрыла клюв. На нее летела странная штука, громко визжавшая и вонявшая чем-то таким мерзким, что не могло теперь забыться и до конца жизни.

– Берегись, – закричал я, опасаясь за ворона. Тот только в последний момент успел захлопнуть клюв и дать деру, чудом разминувшись с лодкой.

– Кар-корщей… – хрипло прокричал он все, что думал о моем и соловьином психическом здоровье. – Сумасшедшие!

Вот только не успел он усесться обратно на забор, как Соловей выдохнул остаток воздуха, по пути выплюнув и тростник. Свистнув, словно стрела, та пролетела до ворот и сбила обалдевшего ворона, едва успевшего вернуться на свое место. Куча перьев, разлетевшихся по сторонам, громкое карканье и все.

Мы с Соловьем ошарашено переглянулись, начав соображать, что сейчас натворили. Вороны – древние птицы – служили всем Кощеям на протяжении веков на правах вольнонаемных сотрудников. Убив сейчас одного из них, я мог лишиться большей части своих гонцов-разведчиков.

– Я, это, не хотел, – выдавил из себя Соловей-разбойник, – само так вышло.

– Само? Вот сейчас и пойдешь к воронам объяснять про это 'само', – прошипел я, пытаясь под маской раздражения скрыть собственные обалдение и замешательство. Дальше нашему разговору помешало громкое карканье, раздавшееся из-за ворот, а потом сквозь металлические прутья протиснулся и сам ворон, который шел по земле, стыдливо прикрывая крыльями копчик, где напрочь отсутствовал хвост. Подойдя к нам, он зыркнул на меня своим желтым глазом, а потом резко подлетел и тюкнул Соловья клювом в глаз.