Джон Толкин - ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН)

— Так повелось в мире, — ответила Морвен. — Но почему ты завел эти речи.

— Не из страха, из осторожности, — ответил Хурин — но видно было, что он обеспокоен. — Любому ясно: что бы ни случилось, мир не останется прежним. Это большая игра, и одна из сторон неизбежно потеряет все. Если короли эльфов падут, аданам придется худо. А из аданов ближе всего к Врагу — мы. Я не стану уговаривать тебя не бояться, если случится худшее. Ты боишься того, и только того, чего следует бояться, и страх не лишит тебя разума. Но я велю: "Не жди!" Я вернусь, как только смогу, но не жди меня! Уходи на юг, и как можно скорее. Я пойду за вами, и найду тебя, пусть даже придется обыскать весь Белерианд.

— Белерианд велик, и неприютен для бездомных беглецов, — промолвила Морвен. — Куда нам бежать, одним или с родичами?

Хурин задумался.

— В Бретиле, — сказал он наконец, — живут родичи моей матери. По прямой лиг тридцать отсюда.

— Если в самом деле случится худшее, — возразила Морвен, — чем помогут нам люди? Дом Беора пал. Если и могучий дом Хадора не устоит, где же укроется жалкий народ Халет?

— Да, они народ небольшой и темный — но доблестный, можешь мне поверить, — сказал Хурин. — А на кого еще нам надеяться?

— Про Гондолин ты молчишь? — спросила Морвен.

— Ни разу не произносил я этого имени, — ответил Хурин. — Да, молва не лжет — я побывал там. Я не говорил этого никому, но тебе скажу, и скажу правду: я не знаю, где он.

— Но все же догадываешься, и догадываешься верно, не так ли?

— Быть может, — сказал Хурин. — Но этого я не могу открыть никому, даже тебе, разве что сам Тургон разрешит мои уста от клятвы — так что не допытывайся понапрасну. И даже если бы я, к стыду своему, проговорился, вы все равно бы нашли лишь запертую дверь — пока сам Тургон не выйдет на битву (а об этом слыхом не слыхано, никто и надеяться не смеет), внутрь никого не впустят.

— Что ж, — сказала Морвен, — раз твои родичи беспомощны, а друзья не хотят помочь, придется мне решать самой. Мне приходит на ум Дориат. Думаю, что из всех преград Завеса Мелиан падет последней. И не отвергнут в Дориате потомков дома Беора. Разве я не в родстве с королем? Ведь Берен сын Барахира был внуком Брегора, как и мой отец.

— Не лежит у меня душа к Тинголу, — заметил Хурин. — Не придет он на помощь королю Фингону. И, знаешь, когда я слышу: «Дориат», у меня почему-то сжимается сердце.

— А мне не по себе, когда я слышу: "Бретиль", — возразила Морвен.

Тут Хурин вдруг расхохотался и сказал:

— И о чем мы спорим? Это ведь всего лишь тени ночных кошмаров. Нам не дано предвидеть будущего. И не может быть, чтобы случилось худшее. Но если случится — я доверяю твоему мужеству и уму. Делай, как повелит тебе сердце. Но не медли. Ну, а если победим, короли эльфов вернут потомкам Беора все его владения и земли — богатое наследство достанется нашему сыну.

Ночью Турину сквозь сон почудилось, что отец с матерью с о свечами в руках склонились над его кроваткой и смотрят на него — но их лиц он не видел.

На день рождения Хурин подарил сыну эльфийский нож, в серебряных вороненых ножнах и с серебряной рукоятью.

— Вот мой подарок, наследник дома Хадора, — сказал Хурин. — Но будь осторожен! Клинок острый, а сталь служит лишь тем, кто умеет владеть ею. Иначе она не будет разбирать, где дерево, а где твои руки.

Потом отец поставил Турина на стол, поцеловал и сказал:

— Вот, сын Морвен, ты уже выше меня — а скоро ты и без подставки будешь таким же высоким. Тогда клинок твой будет страшен многим.

Турин выбежал из дома и пошел бродить один. Слова отца грели ему душу, как весеннее солнышко греет мерзлую землю, пробуждая травы. "Наследник дома Хадора!" — повторял мальчик. Но тут вспомнились ему другие слова: "Будь щедр, но раздавай лишь свое". Тогда он побежал к Садору и воскликнул:

— Лабадал, Лабадал! Сегодня у меня день рождения! День рождения наследника дома Хадора! И я принес тебе подарок. Вот такой нож, как тебе нужен: острый как бритва, все что хочешь разрежет!

Садор смутился — он ведь знал, что Турин сам только что получил этот нож в подарок. Но в те времена считалось дурной приметой отказываться от дара, что предложен от чистого сердца, кто бы ни дарил. Поэтому Садор серьезно ответил мальчику:

— Ты щедр, как и весь твой род, Турин сын Хурина. Я ничем не заслужил такого подарка — боюсь, что и за всю оставшуюся жизнь не смогу отплатить тебе. Но буду рад, если получится.

Достав нож, Садор радостно воскликнул:

— Эльфийский клинок! Да, вот подарок так подарок! Давно не держал я в руках эльфийской стали.

Хурин вскоре заметил, что Турин не носит ножа, и спросил его:

— В чем дело? Быть может, ты и впрямь боишься порезаться?

— Нет, — ответил Турин. — Я отдал нож Садору-столяру.

— Ты что, не дорожишь отцовским подарком? — спросила Морвен.

— Дорожу, — ответил Турин. — Просто я люблю Садора, и мне его жалко.

И Хурин сказал:

— Все три дара в твоей власти, Турин: любовь, жалость, и нож — наименьший из трех. Ты волен одарять ими, кого пожелаешь.

— Только не знаю, заслуживает ли этого Садор, — заметила Морвен. — Он же покалечился по собственной неуклюжести, и не торопится делать, что ему велено — все возится с какими-то безделушками.

— А все же он достоин жалости, — возразил Хурин. Честная рука и верное сердце могут промахнуться, а такая рана болит сильнее, чем нанесенная вражьей рукой.

— Но новый нож ты получишь нескоро, — сказала Морвен. — Вот тогда это будет настоящий дар — за свой счет.

Однако Турин заметил, что с Садором стали обходиться приветливее. Ему даже поручили сделать новый трон для владыки.

Однажды, ясным утром месяца лотрона, Турин проснулся от пения труб. Он бросился на улицу, и увидел, что двор полон пеших и конных воинов в боевом вооружении. Хурин стоял на крыльце и отдавал приказы. Турин узнал, что они выступают сегодня к Барад Эйтель. Во дворе были только дружинники и слуги Хурина, но в поход отправлялись все воины Дор-ломина. Часть войска уже ушла вперед — их вел Хуор, брат Хурина. Многие должны были присоединиться к владыке Дор-ломина по дороге на большой сбор верховного короля.

Морвен попрощалась с Хурином. Она не плакала.

— Я сохраню все, что ты оставляешь на мое попечение, — сказала она, — то, что есть, и то, что будет.

— Прощай, владычица Дор-ломина, — ответил ей Хурин. — Много лет не ведали мы такой надежды, как ныне. Пусть наш зимний пир будет радостнее всех предыдущих. а за зимой настанет весна без страхов!

Он поднял Турина на плечо, и крикнул своим воинам: