Юрий Бурносов - Армагеддон. Книга 3. Подземелья Смерти

– Это гробница, – сказал Балам-Акаб. – Проклятие Веселой Смерти было спрятано в ней, и гринго вынесли его наружу.

Четверо переглянулись. В тоннель не хотелось лезть никому.

– Это не то место, – неожиданно произнес Гватемалец.

– Как это – не то? – подозрительно прищурился Балам-Акаб.

– Не то, и все. – Гватемалец подошел к плите и выразительно сплюнул на нее. – Просто яма в груде старых камней. Можете залезть туда, если хотите, – там нет ничего, кроме заплесневелых костей.

Почему-то после этих слов Махукутах испытал облегчение.

Солнце склонялось к закату, и от пирамиды тянулась, удлиняясь на глазах, холодная тень.

– Откуда ты это знаешь? – спросил Ики-Балам.

– Мой нагуаль сказал мне, – ответил Гватемалец и усмехнулся. – Ваши, я вижу, молчат.

Это уже было похоже на оскорбление, и Балам-Акаб не выдержал.

– Можно подумать, ты болтаешь со своим нагуалем по мобильному.

– Нет, – усмешка Гватемальца стала еще более неприятной, – просто я, в отличие от вас, не шарлатан.

Прежде чем Балам-Акаб успел сообразить, что его оскорбили еще раз, Гватемалец круто развернулся и зашагал в сторону леса.

– Эй! – крикнул ему в спину Балам-Акаб, но Гватемалец даже не обернулся.

Он отсутствовал не меньше часа. За это время солнце уже успело спрятаться за стену леса и развалины мертвого города окутали темно-фиолетовые сумерки. В этих сумерках коренастая фигура колдуна показалась Махукутаху ожившим деревом.

– Я нашел Холодную Дыру, – сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Она там, в руинах старого дворца.

– Ты уверен? – осторожно спросил Махукутах.

Гватемалец на него даже не посмотрел.

– Сейчас мне надо пожрать, – сказал он. – Разведите, что ли, костер, да поджарьте ветчину.

– Послушай, – голос Балам-Акаба звучал почти вкрадчиво, – тебе не кажется, что ты слишком раскомандовался?

Гватемалец хмыкнул и вытащил из своего рюкзака банку консервов.

– Мне вообще все равно, Ese? [5]. Я собираюсь заработать немного денег. Я могу сделать это один, но тогда заберу все harina? [6] себе. Если считаешь, что можешь найти Холодную Дыру сам, спуститься туда, сладить с мертвой старухой и предстать перед Болон Окте, – валяй. Только скажи своим дружкам, чтобы они позаботились похоронить тебя – я этой фигней заниматься не стану.

– Вот что, – сказал Ики-Балам, подходя к Гватемальцу со спины. В руках у него была тяжелая дубинка, которую он вырезал, ожидая возвращения южанина. – Ты, конечно, крутой, но нас трое, а ты один. Пора преподать тебе урок,

Borraja? [7].

Пока Гватемалец лазил по джунглям, они договорились, как будут действовать. Балам-Акаб схватил южанина за руки, Махукутах подсек ему ноги, а Ики-Балам взмахнул дубинкой.

И замер, не успев опустить ее на голову наглеца.

По поляне раскатился громовой рев.

Махукутах дернул головой, чтобы увидеть источник звука, и едва не обмочился от страха.

В десяти шагах от них стоял огромный ягуар, черный, как беззвездное небо.

– Слушайте меня внимательно, – сказал Гватемалец. – Я спущусь в склеп первым. Вы пойдете за мной только после того, как я крикну «можно!». Если вы ничего не услышите, бегите отсюда.

Он немного подумал.

– Или оставайтесь, мне все равно. Но если я все-таки крикну, вы должны спуститься и сесть по углам склепа. Потом каждый из вас попытается позвать своего нагуаля.

Махукутах вздрогнул. Его нагуалем был небольшой мирный опоссум, которому вряд ли понравится соседство с жутким ягуаром Гватемальца. Махукутах никогда не слышал о том, чтобы ныне живущие колдуны имели таких огромных и мощных нагуалей. Быть может, раньше, во времена, когда в этом городе жил легендарный Два Тростника…

– Когда это произойдет, вы должны попросить у своих нагуалей ключи, – продолжал Гватемалец. – Взяв их, вы сообщите об этом мне. Тогда я сделаю так, что вы увидите дверь. В двери четыре замочные скважины. Очень важно, чтобы вы открывали замки по очереди. Начнешь ты, толстый.

Балам-Акаб шумно сглотнул слюну, но ничего не сказал. После неудачной попытки проучить южанина, едва не закончившейся гибелью трех колдунов, никто больше не осмеливался возражать Гватемальцу.

– Потом ты, Хрипун, – Гватемалец ткнул пальцем в сторону Ики-Балама. – Третьим ты, Чико.

Махукутах обреченно вздохнул. Он действительно был самым младшим из Четверых.

– Когда дверь откроется, я уже ничем не смогу вам помочь. – Гватемалец вытащил из кармана армейскую фляжку, отвинтил крышку и сделал большой глоток. – Если Болон Окте захочет разорвать вас на куски, значит, так тому

и быть.

«А если он разорвет тебя?» – подумал Махукутах.

– Тот, кто останется жив, заберет все деньги. – Гватемалец с сожалением потряс опустевшую фляжку. – Это все, что я хотел вам сказать. А теперь пошли.

Все было в состоянии безвестности, все холодное, все в молчании; все бездвижное, тихое; и пространство неба было пусто. Не было ничего, что существовало бы, что могло иметь существование; была только лишь холодная вода, спокойное море, одинокое и тихое. Не существовало ничего.

В темноте, в ночи была только лишь неподвижность, только молчание? [8].

Махукутах дрожал в темноте и холоде подземелья, повторяя про себя первые строки священной книги. Где-то рядом находились другие Слуги – он хорошо слышал прерывистое астматическое дыхание Ики-Балама, – но тьма вокруг была такой непроницаемой, что чувство одиночества давило на Махукутаха, как тяжеленная каменная плита. Если бы не маленький теплый нагуаль, угнездившийся у него на коленях, было бы совсем жутко. С другой стороны, где-то здесь, в темноте, скрывался и чудовищный ягуар Гватемальца. И осознание этого наполняло душу Махукутаха трепетом.

Только ничего не понимающие в колдовстве люди могут воображать, что магу неведомо ощущение страха. На самом деле страх – это чувство, которое посещает мага чаще прочих. Нельзя без страха заглядывать за грань бездны – а колдуны и маги все время балансируют на этой грани.

Пальцы Махукутаха сжимали ключ, принесенный нагуалем. На ощупь ключ был похож на длинный закругленный кремень – такой же гладкий и теплый. Кремень никогда не бывает холодным, потому что в нем заключена сущность огня. Махукутах понятия не имел, куда ему нужно вставить ключ: никакой двери перед собой он пока не видел. Откуда же она появится?