Елена Белова - Звездный дождь

Дама благосклонно кивнула. Ее муж до сих пор злился, что она не принесла ему сына. Видите ли, так роду не будет продвижения к союзу с домами Вышней знати. Глупец до сих пор думал, что связь может обеспечить только сын. Вздор. Госпожа Лижбет прекрасно знала – мужчина рожден что-то делать. А женщина править.

– Хорошо, Марита. Ты можешь сегодня присутствовать на нашем ужине. – подумав, она уточнила. – На начале ужина.

Позже супруг обязательно напьется и поведет себя не самым достойным образом. А девочке нужна изысканность и утонченность.

– Спасибо, матушка.

Последние приседание, и девочка в сопровождении женщины-ментора покидает зал. Идет по галерее. Стрельчатые окна чередуются с портретами предков, окатывая то светом, то темнотой. Ментор невольно любуется малышкой.

Затянутая в парчу спинка прямая, как по линейке, узкие плечики развернуты. Юбочка плывет и шелестит размеренно, мягко. Нежное личико серьезно и горделиво-спокойно.

– Мама, мама! – пищит недалеко восторженный голосок, – Мама пришла!

Девочка на миг замедляет шаг и смотрит в окно, туда, где замурзанный ребенок обнимает служанку. Кажется, Исселу, ментор не уверена в имени. Но зато взгляд, брошенный малышкой-ученицей, она истолковала предельно уверенно – чистая, ясная, неприкрытая зависть.

Двенадцать лет спустя.

– Дан?

З-злиш побери! Неужели донесли? Взгляд мальчишки заметался по стенкам… но удрать было некуда. И прятать тоже. Ну ладно.

– Дан!

– Я тут, отец! – мальчишка торопливо пихнул в корзинку пищащий сверток, корзину сунул под кровать и дернул покров вместе с одеялом там, чтобы доставали до пола. А сам шустро метнулся к верхнему тазу, и пока дверь приоткрывалась, успел вымочить в воде голову и даже полотенце набросить… – Прости, я тут решил немного смыть дорожную пыль…

– Кхм…Вполне понятно. Я похоже, не вовремя? – почтенный Кристен по прозвищу Кошель покивал и как бы невзначай вдвинулся в комнату.

– Э-э… – глаза на намыленном лице стрельнули в сторону кровати и спешно закрылись, – Э-э…

– Благодарю, – отец, кажется, принял это за утвердительный ответ (или сделал вид?) и, улыбнувшись, направился к кровати.

Дан, забыв о мыле, шустрым зайчиком прыгнул вперед, и перед почтенным Кристеном внезапно материализовался стул, отрезая отцу путь к намеченной цели.

– Присаживайся.

Кристен вскинул бровь и посмотрел на стул – между прочим, даже с подушкой, – и, спрятав улыбку, присел.

– Как прошла поездка?

– Все отлично! – бодро отозвался мальчишка, уткнувшись носом в хрусткое полотенце. – Нет, правда хорошо! Я все сделал. Все уже отгружено и рассортировано. И деньги я вручил кому надо. И…

Купец слушал, одобрительно кивая на торопливую мальчишескую скороговорку. После выходки сына трехгодичной давности он почти усомнился в том, что из сына выйдет что-то путное. Подумать только… Что Дан подружится с девочкой, еще можно было догадаться. Что добрый мальчик выберет в подружки не кого-нибудь, а тощую Тринку – странно, конечно. Девчонка в собственной семье считалась обсевком – ее непутевый отец все собирался в Храм проверить, его ли дочка. Мать, мол, черноволосая, он – рыжий, а Тринка белобрысая. Это с чего бы? Вот и на квартале Тринку не брали ни в одну игру, частенько поколачивали, и что Дан в ней нашел, было неизвестно. Но вот нашел же… и придумал, как помочь подружке – краску у отца утащил. Иноземную, льешскую, "Пламень в ночи", три королька склянка! И, недолго думая, выкрасил подружке волосы. В рыжий, само собой. Нет, мысль неплохая. Волосы Тринка уже года три носила под платком, чтоб отцу глаза не мозолить, а у детей цвет волос меняется – почему б девчонке не стать рыжей? Только вот сначала Дан, проявив несвойственную ему обычно осторожность, сначала решил испытать краску на чем-нибудь другом. Точней, на ком. На коте. Увы, белый кот на квартале был только один, и принадлежал он вдове Мауре, которая молилась Дару по ночам, а Судьбине днем, и потому почти не вылезала из Храма. Что именно пыталась замолить вдова? Неясно… Но даже кот знал, где искать хозяйку, чтоб пожаловаться на юных негодяев, измазавших его чудную белую шкурку. Кот протестовал изо всех сил, но что он мог поделать, мяу?

Он только не учел, что "лишний бог", Злиш, по слухам, мог представать в облике красного кота… и что юные негодяи немножко перестарались с краской, так что интенсивно-рыжий цвет в полутьме Храма вполне мог сойти за красный.

Визг вдовы, узревшей явление злокозненного бога прямо у своих юбок, едва не снес крышу, а уж потом, когда остальные верующие рассмотрели нового посетителя Храма… Наверное, каждый решил, что лохматое воплощение лишнего божка пришло именно за его душой, поэтому вопли и визги совершенно заглушили и голоса пастырей, и мяв несчастного кота. Кто в суматохе свалил ящик молитвенными колокольцами, дело темное, но платить пришлось именно купцу.

Платить пришлось за многое: за упавший светильник, за лики богов, которые поцарапал перепуганный кот, и за предерзостное вмешательство в дела божьи (хотя каким боком покраска кота относится к божьи делам?), и за синяки верующих. Синяков, кстати, было подозрительно много, и купец мудро обратился к пастырям за проповедью о пагубности лжи во имя наживы…

Но, хвала Судьбине, его дела шли хорошо, и удалось даже откупить Дана от положенного покаяния. Кто знает, что стало бы с мальчишкой после трех месяцев в монастырских стенах?

Самое интересное, что после покраски у Тринки и впрямь стали расти рыжие волосы. Настоящие. И дела в семье отчего-то наладились.

Так что, оценив предприимчивость, упорство и благословение Дара у своего сына, купец предпочел не ругать Дана и не отсылать в глушь Пограничья к деду… а просто нагрузить делами так, чтоб на шалости времени не было. Заодно и смену подрастить.

И не прогадал. Дан был сообразителен, не ленив, памятлив на цены и курсы монет, умел чуять ложь и разбирался, кому и что говорить. И купец даже порой завидовал тому, как легко Дану верили незнакомые люди. Так что потихоньку-полегоньку Кристен давал мальчику все больше доверия. Вот, например, торги в Язычках. Язычки – крохотный городок при небольшом порте, где обитали те еще выжиги. Торговцы и дети торговцев, привыкшие обирать сходящих на берег матросов, как малину в огороде. Интересно, что такого привез оттуда сын и почему уводит глаза в сторону. Причем в сторону кровати.

Может… да нет, не может быть… Дану всего-то двенадцать.

– Сыры хорошо ушли, – отчитывался юный торговец, – Те, что могут храниться с полгода. По королевке каждая головка. Ягода сушеная в мешочках – тех, смоленых. Даже на пол-резки на каждую больше сторговали, чем думали. Моряки взяли, в плаванье собрались. Златоцвет… Шерсть ушла влет.