Юлия Барановская - Мгла

Отец, потомственный вояка и лучший мечник Северной твердыни, сравнивал со спатой и кописой. Но, несмотря, ни на что, я любила свою сестренку, пожалуй, столь же сильной любовью, как и та, которой окружала меня она. Поймав мой изучающий взгляд, сестренка беспокойно пробежалась пальцами по лазурному бархату платья, с трудом удержав дернувшуюся руку от нервного приглаживания обычно встрепанных волос, ныне аккуратно собранных и уложенных мягкими локонами.

— Не беспокойся, ты чудесно выглядишь. — Искренне проговорила я, поправляя массивный браслет на запястье.

Элоиза благодарно улыбнулась и многозначительно глянула на серебристый муслин моего платья:

— Опять серое? Мама будет не довольна.

— Ну, — Надула губы в притворной обиде, но тут же рассмеялась я, не зная как признаться в том, что и на наряд свой обратила внимание только при её словах. Впрочем, знающая мои предпочтения служанка избрала цвет, ставший неотъемлемым продолжением меня с того самого дня, как я открыла глаза, и осознала, что не знаю даже своего имени. — Может же юная леди позволить себе покапризничать?

— Приличная девушка не должна быть капризной наедине с собой! — Погрозила пальцем сестренка.

— Предлагаешь перенести обсуждение моего гардероба на суд общественности? — Несколько более резко чем следовало, поинтересовалась я, но, к счастью, сестра не заметила моего неподобающего тона, увлеченная размышлениями о моем предложении, будто в зеркале отражающимися на лице, медленно меняющим выражение бесконечного восторга на столь же всепоглощающую скорбь, печальным вздохом сорвавшимся с розовых губ:

— Я бы предложила. Вот только в этом случае мама наверняка отправит меня в монастырь Селиек. А там за такие мелочи как крыса в келье сестры-настоятельницы порют розгами, вымоченными в соляном растворе.

— О-о… — Только и смогла вымолвить я, останавливаясь у парадных дверей, за которыми начинался спуск в парадный зал, на миг заглянув в печальные очи цвета весеннего неба.

Ссылка в монастырь была, пожалуй, единственной угрозой, способной напугать мою бесстрашную сестренку. Заслышав ненавистное словосочетание, Элоиза моментально теряла весь свой задор, становясь хрупкой, будто фарфоровая статуэтка, робкой, как трехмесячный олененок и беззащитной, как Атальская лилия. Превращение растрепанного демоненка в благовоспитанного ангела занимало не более секунды и выглядело столь же естественным, как бег облаков в бесконечной глубине летнего небосклона. Впрочем, обратное превращение было и вовсе неуловимо…

— А ведь когда-то я считала эту лестницу лучшим местом в доме, — Простонала Элли, разбивая поток мыслей созерцательной задумчивостью прозвучавшей в нежном голосе.

— И с каких же пор они уступили первенство другим? — Заинтересовалась я.

— С тех пор, как нормальный спуск с оных заменился бессмысленной балансировкой на скользких ступенях. — Пробурчала сестренка, с ужасом поглядывая на крутой спуск.

— Должна же ты хоть раз в пятнадцать лет побыть человеком? — Справедливо заметила я, вызвав новую вспышку негодования на этот раз уже бесчувственностью вредной старшей сестры, не понимающей прелести её способа передвижения по крепости. Осторожно подобрав юбку, я кивнула мажордому и шагнула вперед, тихо отпарировав заявление сестры укоризненным шепотком, оповестившим Элоизу, что съезд по перилам — дикость и бескультурье.

Элли зашипела, будто разозленная змея, но была вынуждена быстро подцепить мягкую ткань подола и опустить на лицо маску умиротворенного спокойствия, так не сочетающегося с живыми искрами в больших глазах.

Согласно древнему обычаю, ужин проходил в большом, ярко освещенном зале, в который вели каменные ступени широкой лестницы, по которой предстояло пройти всем новоприбывшим. Уже присутствующие в зале родители, расположились за столом в обществе двух молодых людей, занимающих места почетных гостей.

Пройдя через зал и поприветствовав застывших, будто каменные статуи на крыше древнего собора мужчин, мы сели, не решаясь нарушить напряженное молчание царившее в зале до нашего прихода. Боясь показаться невежливой, я благочестиво опустила глаза, стремясь скрыть удивление вызванное поведением присутствующих за столом людей.

Если это друзья нашего рода, почему молчит мой обычно приветливый отец, и не хлопочет над важными гостями мать? Если враги, что делают они в нашем доме, более того, за нашим столом?..

Пытаясь разобраться в происходящем, чуть приподняла голову и едва не застонала от ужаса. Элоиза, моя беспечная младшая сестра, выбрала самый неподходящий момент, дабы продемонстрировать миру недостойное дворянки любопытство.

Забыв всякие приличия, откинулась на стул и с неприкрытым любопытством и небольшой долей раздражения ничуть не таясь, рассматривала на беду сидящих напротив нас посетителей.

Что подумают о нас гости! — Ужаснулась я.

Моля пречистую, чтобы они не успели заметить этого недостойного дворянки любопытства, быстро вскинула голову и вздрогнула, будто на лезвия клинков напоровшись на два одинаково пристальных взгляда, небесно-голубых и золотисто-карих глаз столь же неотрывно смотрящих на нас. Смутившись, я вновь потупилась, стараясь не думать о бестактных взглядах кажущихся особенно невыносимыми во властвующим над залом безмолвии.

Через несколько минут всё той же кажущейся абсолютной тишины, я перевела взгляд на мать, но, к сожалению, та так же предпочла изучать затейливые узоры, покрывающие серебряные блюда невежливому рассматриванию молодых лиц.

Впрочем… нарушением протокола было уже то, что над залом плыло возмутительное молчание, так не похожее на те пространные, и, зачастую бессодержательные разговоры, что развлекали случайных посетителей и эмоционально окрашенные речи, знаменующие присутствие за столом друзей.

Заметив мой вопрошающий взгляд, мама попыталась улыбнуться. Вот только улыбка у неё вышла виноватой, даже несколько жалкой. Почти испуганная я, толкнула Эло носком туфли в ногу.

Оторванная от созерцания всё таких же молчаливо — бестактных мужчин, сестра вздрогнула и вперила в меня возмущенный взгляд. С её точки зрения подобная выходка была достойна её, Элоизы, но уж никак, не моей непогрешимой особы.

Вместо извинений, едва заметно кивнула на напряженных родителей, попутно отмечая, что гости всё так же не сводили с нас изучающих глаз.

Смущенные столь бестактным вниманием, мы с сестрой взглядами пытались выяснить у родителей личности новоприбывших. А они… никогда не видела таких затравленных глаз у отца и бледного лица у нашей обычно невозмутимой матери. Баронесса де Эллэр, подарившая жизнь двум детям, уже разменяла третий десяток лет, но… как же она была красива.