Олег Северюхин - Беги, Василич, беги!

— О пожертвовании бриллиантов это легенда, — улыбнулась Клара Никаноровна, — нужно же было как-то скрасить поражение, вот и придумали легенду о бриллиантах и соорудили орден. Перевели стрелки внимания народа на другой объект. А с бриллиантами случилась такая вот история, что в лагере, окруженном турками и крымскими татарами, было много офицерских жен. Офицеры ездили на войну с семьями и со скарбом. Так вот будущая императрица раздала офицерским женам свои бриллианты для сохранности, а потом скрупулезно собирала их. Немецкий Ordnung должен быть во всем.

— Клара Никаноровна, — спросила жена моя, — а откуда вы все это знаете?

Хозяйка дома вдруг замкнулась и замолчала. Мы с женой переглянулись, совершенно не понимая, чем мы могли обидеть старушку.

— Вы уж, милые, не волнуйтесь, — сказала Клара Никаноровна, — ничем вы меня не обидели, просто я подбирала слова, как бы мне попонятнее объяснить, с какой целью я вас пригласила и как это вам сказать так, чтобы не испугать и не отпугнуть вас от меня.

У нас гора с плеч упала. Вообще с пожилыми людьми нужно быть очень острожными. Подумаешь, что они ровня тебе и начинаешь с ними обсуждать проблемы как с соратниками, а они вдруг замолчат и обидятся, не почувствовав должного к себе уважения.

— Ладно, знаю я, Олег, что вы в армии служили, любите говорить прямо и четко, поэтому и я последую вашему примеру, — сказала хозяйка. — Первое — мы с вами очень дальние родственники. Очень дальние, но других родственников у меня нет. Второе. Стара я очень стала и одна уже не могу обслуживать себя. Нужна помощь, да и наследство кому-то нужно передавать. Не хочу, чтобы прахом все пошло. Третье. Этот дом нужно сохранить во чтобы то ни стало, и никому его не отдавать и не продавать. Сделайте здесь свое, то есть наше родовое гнездо. Пусть ваши дети и внуки живут здесь, а потом и внуки ваших внуков. Нельзя, чтобы наша линия пресеклась. Вот такая получилась диспозиция. Можете отказаться. Я и так помру, а все добро прахом пойдет. Решайте. Обиды на вас держать не буду.

За столом воцарилась тишина. Мы были готовы ко всему, но вот не к этому. Мы думали, что нам предложат купить этот дом, а нам он достается даром впридачу с немощной родственницей. Да и родственница ли она нам?

Кто сейчас может рассказать о своей родне дальше второго или третьего колена. Единицы. Это только в Азии изустно передают легенды о своих родах и своих родственниках, а у славян это как-то не прижилось.

Хотя, какие мы славяне? Мы уже давно не славяне, а советские люди с повернутыми идеологией набекрень мозгами. Мы самые великие. Мы самые умные. Мы самые веселые. Мы самые добрые. Москва — третий Рим и четвертому Риму не бывать. Православие потому и Православие, потому что оно правильно. Идеи Ленина и Сталины правильны, потому что они верны. Если бы не православие, мы бы до сих пор были язычниками и ходили в медвежьих шкурах. Если бы не Ленин и Сталин, то мы бы до сих пор были в крепостном праве и помещики продавали бы нас пучками по пять штук в базарный день. Одним словом, в голове такая каша, что мы сами себя не понимаем и не знаем, кто мы и чего хотим.

— Да мы и не против, — сказал я и жена согласно кивнула головой, — да только что о нас подумают люди? Скажут, что навязались в бедной старушке неизвестно какие родственники, обдурить ее хотят, забрать себе, а ее в дом престарелых.

— За это не волнуйтесь, — сказала повеселевшая Клара Никаноровна, — есть у меня одна бабенка, так она получше всякого Совинформбюро доведет до каждого сознательного и несознательного гражданина нашего поселка о моих родственниках. И давайте мы не будем тянуть дело с оформлением дома на вас. Прямо с завтрашнего дня и начнем. Вы же сегодня никуда не уедете, — она вкрадчиво посмотрела нам в глаза, — место, где спать есть, и к дому привыкать будете, и дом к вам привыкать тоже станет.

Конечно, в словах старушки были определенные странности, но вот вы доживите до ее лет, тогда и посмотрите, какие у вас будут странности в речи.

В доме оказалось еще три отдельных комнаты, в которых стоял диван, на котором спала старушка, и широкая кровать, на которой расположились мы.

— Слушая, я поверить не могу во все происходящее сегодня, — шептала мне жена, — это какая-то сказка. А чего ты не говорил, что у тебя есть такая родственница.

— А я-то откуда знал о ней, — сонно сказал я, — мои родители ничего не говорили о других родственниках. Давай спать. Утро вечера мудренее. Завтра все и обкумекаем.

Уснул я мгновенно. Дамы тоже спали тихо и спокойно. Вино действительно было массандровское, от вина щеки моих женщин покраснели, и они уже были как две давние подружки, разговаривая о всяких женских делах.

Глава 4

Ночью мне показалось, что дом стал качаться и подниматься вверх. Затем он стал качаться так, как будто куда-то пошел, переставляя под собой огромные лапы.

Я пошел в большую комнату, в так называемую залу, постоянно сваливаясь то в одну, то в другую сторону, как на корабле во время сильной качки.

Я понимал, что должен был остановить этот дом и вернуть его на место, сказав старую и всем известную фразу:

— Домик, домик! Встань ко мне передом, а к лесу задом.

И домик сразу встанет как надо, а из дверей выйдет улыбающаяся Баба-Яга и скажет:

— Чую, русским духом запахло. Кто это в мои владения без приглашения приперся?

Я вышел из спальни прямо так, как и встал, в семейных трусах и предстал перед тремя женщинами, ведущими оживленный разговор. Первой была хозяйка, Клара Никаноровна, второй — моя жена, третьей — развеселая молодица лет далеко за сорок в простом ситцевом платье и с бидоном, стоящим у ног. Бидон был старый, самодельный из паяной жести с высоким узким горлышком, заткнутым деревянной пробкой с белой тряпкой.

Неловкую ситуацию скрасила наша хозяйка, которая просто указала на меня рукой и сказала:

— А вот, познакомьтесь, Верочка, это Олег, мой внучатый племянник, которого я, наконец-то, нашла и который будет жить у меня вместе с женой, помогая бедной старушке в ее нелегкой жизни, скрашивая последние годы. Можно сказать, что это мой прямой и единственный наследник.

Кивнув головой, я скрылся в спальне и стал надевать брюки, висевшие на спинке стула. Когда я вновь вышел из спальни одетым, молочницы Верочки уже не было.

— Вот и мое Совинформбюро заработало, — сказала Клара Никаноровна, — к обеду весь поселок будет знать, что вы мои родственники.

— А мы действительно родственники? — спросил я.

— Все люди — братья, — улыбнулась старушка, — все мы произошли от Адама и Евы, а, значит, и есть родственники. Я еще вчера в вас почувствовала родную кровь, а это, поверьте мне, очень немало для того, чтобы вверить свою жизнь в ваши руки. Да, вот так.