Лариса Петровичева - Единственно верный

— Посмотрите протокол суда, — довольно резко посоветовал Андрей. — Там все написано.

Особист кивнул.

— Обязательно. Признаюсь честно: наша служба сделала все возможное и невозможное для того, чтобы скорректировать приговор. Прокурор настаивал на Саахе — жара да пустыни, возможность выжить минимальна. А Дея неплохая планета, будем надеяться, что вы устроитесь там хорошо…

— Зачем вам MDA? — перебил его излияния Андрей. Особист усмехнулся.

— Крохотная деталь, Андрей Петрович. Один из элементов MDA расширяет сознание и действует как сыворотка правды. После нашей подопытный, к сожалению, превращается в идиота… А ваша работает на удивление тонко. Ювелирно. И, что самое замечательное, остается еще место для полета фантазии наших химиков.

Андрей закусил губу, чтобы не закричать. Искусство владения лицом никогда не входило в число его достоинств, особенно при сильных потрясениях. Особист довольно улыбнулся.

— Вот видите, насколько интересно все получается, Андрей Петрович. Вы — бунтарь. Враг государства. Но ситуация складывается так, что бомбу вы подложили не под Гармонию, нет, — он встал и, приблизившись к Андрею, нагнулся и прошептал. — Под тех, кто когда-нибудь еще решит поднять голову и увидеть небо не в луже. Гармония умеет использовать себе во благо даже своих недругов. Даже таких жалких, как вы.

Пустота, что охватила Андрея, была настолько глухой и тяжелой, что он подумал, что не сможет ее выдержать — что сердце просто остановится, и этот бездарный фарс наконец прекратится. Однако этого не случилось — ничего не случилось: пустота не исчезла, а сердце принялось стучать дальше — Андрей, усталый и раздавленный, поднял голову и взглянул особисту в глаза.

— И все-таки… — произнес он. — С чего такая щедрость?

Губы особиста дрогнули в улыбке. Неуловимо легким жестом он вытянул из кармана пиджака тонкую пластину и положил ее Андрею на колени.

— Ретранслятор, — сказал Андрей. — Последняя модель, работает даже при абсолютном нуле. Зачем?

Особист вздохнул.

— Когда вы попадете на Дею, — начал он, — то можете встретить одного человека… Я не даю вам какого-то особенного задания, Андрей Петрович, однако… когда вы его встретите, то дайте мне об этом знать.

Андрей ухмыльнулся, попытавшись вложить в ухмылку весь ему доступный цинизм.

— Неужели вы надеетесь, что я…, - начал было он, однако особист его перебил:

— Разумеется, нет, Андрей Петрович. Для начала попробуйте хотя бы выжить.

На этом их встреча закончилась: особист коротко кивнул на прощание и вышел, оставив Андрея наедине с собой в маленькой камере, где была только койка, затянутая в пластик зеленого цвета (чтобы успокаивать нервы, автоматически отметил он), стол, табурет и оценивающий взгляд камеры Ока Гармонии. Окна не было, но небольшой участок стены был сделан зеркальным — чтобы обитатель камеры мог посмотреть на себя со стороны, оценить сполна, во что вляпался и сделать соответствующие выводы о том, где его развитие пошло не так.

Спать почему-то не хотелось, хотя Андрей понимал, что это его последние часы на Земле в целом и в относительном комфорте в частности. Он подошел к зеркалу — вопреки его ожиданиям, на него смотрел не матерый уголовник с тяжелым взглядом и мощной нижней челюстью, а высокий худой мужчина очень интеллигентного вида, крепкий, не начавший седеть, но осунувшийся и довольно замученный. Серые глаза безучастно смотрели из зеркала, как будто не желая признавать свою связь с этим человеком, государственным преступником и наркоманом.

Зрелище это не радовало, и Андрей все-таки лег на койку, закрыл глаза. Блокада по-прежнему действовала, и ломки не чувствовалось. А ведь и правда, чуть лениво подумал он, как я, врач, образованный человек, полноценный член общества, превратился в наркомана, преступника, — с точки зрения Гармонии, практически законченного негодяя? Он задумался. Чуть слышно шумела вентиляция в коридоре, и иногда нежно попискивал механизм фокусировки камеры, как бы напоминая, что за ним внимательно смотрят. Что ж, по счастью мысли в совершенном обществе читать еще не научились, можно и поразмышлять спокойно, не опасаясь, что все пойдет в запись.

Обычно в таких тяжелых случаях говорят, что корни проблемы лежат в детстве. Но не в случае Андрея, даже далеко нет. Он рос как раз в той семье, которую в пропагандистских блоках восторженно именовали «идеальной ячейкой общества». Мать была театральным режиссером, хорошим режиссером… Говорят, сам Президент ходил на ее спектакли. Его, конечно, никто не видел в зрительном зале, но он нередко появлялся на публике инкогнито. Но матери прощали все — вольнодумство из уст актеров, неоднозначные постановки: значит, она нравилась, значит, имела высоких покровителей, допускавших ее работу как пряную интересную игру с обществом и собой. А потом, когда Андрей поступил в Бостонский Университет, один из лучших во всей Гармонии (ну разве что в Китайско-Манчьжурской федеральной земле было что-то сравнимое) она ушла в монастырь, никого не предупредив и ни с кем не попрощавшись. Он с отцом пытался увидеть ее, поговорить, пробовала даже Инга, но все бесполезно. Интересно, она еще жива? Наверняка, хотя условия жизни в монастырях ничем не отличаются от тех, что были в каком-нибудь дремучем двадцатом веке. Что ж, если Бог есть, то он действительно с ней….

Отец носил чин Капитана Экспедиционного Корпуса Гармонии. Звучит гордо, много шума, пафоса и ярлычков на белой парадной форме, что надевается только в День восстановления Гармонии и Дату рождения Президента, много, а по сути — просто чистильщики… Отец аннигилировал инопланетную нечисть перед высадкой колонистов, чтобы сделать их пребывание максимально приближенным к условиям родного мира. Как правило, планету обрабатывали из космоса резонаторами, настроенными на живую материю, потом высаживались и смотрели на дело рук своих, дочищая неизбежный мусор. Но после одного из рейсов отца списали. Он очень сильно изменился, приобретя вид человека, который что-то усиленно обдумывает, отвечает на вопросы невпопад и в основном все время молчит. Андрею потом рассказал его бывший одноклассник, который работал в Штабе Экспедиционного Корпуса, что, когда корабль Петра Кольцова совершил посадку на обработанной планете, первое, на что отец Андрея наступил, сойдя с трапа, была рука, подозрительно похожая на человеческую. Когда оторопевшие от шока военные присмотрелись, они увидели повсюду куски тел… А когда через полчаса закончилась пыльная буря, они увидели город. Чужой, с низкими зданиями без окон, но все-таки это был именно город. Потрясенные люди пошли по вымершим улицам — и в домах нашли еще останки жителей, бытовую технику, что-то вроде книг, еду… Как выяснилось потом, когда началось следствие, эта планета была населена гуманоидами, очень похожими на людей, но холоднокровными, потому что постоянные песчаные бури, несущие радиоактивный песок, заслоняли солнце и не позволяли радарам что-либо разглядеть. Потому они и записали планету в условно обитаемые Ошиблись немного, с кем не бывает, вот только слишком серьезной оказалась ошибка… В итоге, разведчиков отправили в Туннель, всех, кроме их капитана — он был честный малый, и застрелился сразу после того, как узнал, что произошло. А Петр Кольцов… Что ж, он был отправлен в отставку досрочно, но с выплатой полного пенсиона и всеми почестями. Однако он так никогда и не оправился от осознания того, что своими руками уничтожил цивилизацию, и до самой смерти не расставался с металлической пластинкой на цепочке, которую машинально подобрал на выходе из корабля возле той конечности, очень похожую на человеческую…