Елизавета Батмаз - Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой

На двадцатой неделе беременности, он решил узнать пол ребенка. Я обрадовалась, потому что подумала, что наваждение прошло, Глеб примирился с мыслью об отцовстве и все у нас пойдет своим чередом. Но я горько ошибалась.

В ночь перед тем, как я должна была отправиться на осмотр, Глеб разбудил меня и прошипел в ухо:

— Молись, чтобы это был мальчик!

После этих слов я не могла уснуть всю ночь, я лежала ни жива ни мертва и с ужасом думала о завтрашнем дне. Я гладила живот, и мне казалось, что маленькое существо, которое находилось там, чувствует мой страх и тоже затаилось.

На следующий день Глеб с утра отправился со мной в больницу. Он терапевт — у него свои пациенты, поэтому на УЗИ я пошла одна. В кабине сидела та же женщина, что окрестила меня сумасшедшей.

Врач неодобрительно взглянула на меня, а я попыталась ей слегка улыбнуться. Видимо, улыбка моя получилась вымученная, потому что женщина участливо улыбнулась в ответ и предложила лечь на кушетку. Остальные события я плохо помню.

Я лежала и смотрела на черно-белый экран, на котором была сосредоточена моя жизнь.

— Так… так… так… очень хорошо, — повторяла врач. — Смотрите же, ручки, ножки, головка, так… так…

Мне становилась жутко от ее размеренного так.

— А сейчас посмотрим, кто у вас. Ну-ка, покажись… Интересно, сейчас увидим… ага, поздравляю, у вас девочка!

Эти слова заставили меня вздрогнуть.

— Что такое? Заболело где-то? — испугалась врач.

— Не говорите, я очень прошу, не говорите, что у меня девочка, — испуганно зашептала я.

— Как же не говорить, мамаша, если у вас девочка, — опешила врач.

— Я вас очень прошу, вы же женщина, не говорите, — просила я.

— Первый раз вижу беременную, которая вот так реагирует. Вы что, мальчика хотели, что ли? Так ничего, потом и мальчик будет. Ребенок — счастье в любом случае, — улыбнулась мне врач.

— Нет, нет, вы не понимаете, ему не говорите, Глебу, скажите, что не увидели, пожалуйста, я вас умоляю. — Кажется, я тогда схватила ее за руки и прижала к своей груди. — Защитите меня, не надо ему говорить.

Врач уже начала волноваться:

— Девочка, ты успокойся, сейчас придет свой муж, и мы все решим.

— Не говорите ему, прошу, я не знаю, что он хочет сделать с ребенком…

— А… я поняла, хотите мужу говорить сейчас, наедине сюрприз сделаете.

— Вообще не надо говорить, — шептала я.

В этот момент в дверях показался Глеб.

— Что такое, что мне не надо говорить? — тепло улыбаясь, спросил он.

— Да вот, наша будущая мамочка не хочет, чтобы Вы, Глеб Борисович, заранее узнали, что у Вас девочка будет. Поздравляю! — засмеялась врач.

— Алла Афанасьевна, это просто чудо, а не новость, — улыбнулся Глеб, но я видела, что его злые колючие глаза смотрят на меня. — Сегодня весь вечер будем отмечать.

Алла Афанасьевна, эта милая женщина, вновь убедила всех, кому успела рассказать, что у меня не в порядке с головой.

А мы с мужем отмечали. Каждый день. Ударами, щипками и пинками. Не знаю, чего он хотел добиться но постоянно, будто зачарованный повторял:

— Нужно избавиться от этой гадости, во что бы то ни стало. Я должен сделать так, чтобы в мир не пришла еще одна женщина. Какой позор…

Так он говорил о собственном ребенке.

Он терпел нас на протяжении еще двух месяцев.

А однажды, придя вечером домой, заявил — с него хватит. Не знаю, что на Глеба нашло в тот день, но он сказал, что сегодня, именно этим вечером, судьба этой заразы решится.

Как же я испугалась, кричала, звала на помощь, но от только снисходительно улыбался и говорил, что никто не прибежит, услышав крики сумасшедшей. Глеб все точно рассчитал, он как гончая загонял свою добычу с точным расчетом, зная, куда дорога приведет жертву.

Сначала я пряталась от него по комнатам, но он находил меня, тычками и пинками выгонял из комнат, кричал, чтобы я немедленно спустилась вниз. Материнский инстинкт шептал мне, что я ни в коем случае не должна этого делать, поэтому, собрав все силы, я в очередной раз убежала от мужа, спряталась в спальне и закрыла дверь на замок.

— Немедленно выходи, если хочешь, чтобы я оставил в живых тебя и твое отродье, — орал муж. Он бил кулаком в дверь, а я сидела в углу комнаты и боялась даже дышать.

— Глеб, пожалуйста, не трогай меня, я уйду к родителям, уеду из города, сделаю все что угодно, только прошу, не трогай нашего ребенка, — со слезами умоляла я.

— Заткнись, у меня нет никакого ребенка и никогда не будет. Ты настолько порочна, что не можешь даже родить мальчика. Если это был мальчик, я бы мог сражаться за его душу, а так нет, я совершу то, что предначертано!

— О чем ты говоришь, что предначертано, это твоя девочка, твой ребенок, за что ты хочешь убить ее?

— Ты сама знаешь ответы на эти вопросы, — сам не свой от ярости кричал мой муж.

Все пути к отступлению были отрезаны — я находилась на втором этаже, и если бы попыталась выбраться из окна, то точно не смогла бы спасти ребенка. За дверью бился муж.

Я схватила мобильный телефон, который лежал на тумбочке, и набрала номер мамы, после третьего гудка трубку взяли и я закричала:

— Мама, мамочка, пожалуйста, забери меня отсюда, он меня убьет!

— Аня, что случилось? — услышала я спокойный голос мамы.

— Мама, он хочет убить меня, — орала я. — Спаси меня.

— Тихо девочка, успокойся. Где Глеб? Дай ему трубку, что происходит?

Удары в дверь были все сильнее, видимо, муж пытался ее чем-то выломать.

Я попыталась спрятаться под кровать, руки дрожали, поэтому телефон выпал из рук и с громким стуком ударился об пол.

— Мама, — последний раз успела крикнуть я, когда дверь слетела с петель, и на пороге появился Глеб.

Он тут же схватил телефон.

— Алло, алло, Маргарита Васильевна, да, это я, — как ни в чем не бывало начал он. — Прибежал снизу, услышав ее крик, да, не знаю, что такое, сидит в углу комнаты, кричит, что я хочу ее убить. Не знаю, буду пытаться ее успокоить, возможно, дам ей успокоительное. Да, хорошо, перезвоню.

Я во все глаза смотрела на мужа. Мне казалось, что все это происходит не со мной. Может, я и на самом деле схожу с ума. Я никак не могла встать и старалась отползти из комнаты.

Глеб повернулся ко мне, и я поняла — спасения нет. Он начал надвигаться на меня.

— Я же сказал, чтобы ты не смела жаловаться, — отчеканивая каждое слово, начал он.

— Я больше никогда так не поступлю. — Мой голос дрожал.

— Конечно, — сказал он, и я увидела, как в его руке поблескивает лезвие большого кухонного ножа.

— Глеб, не надо, — взмолилась я и тут же почувствовала резкую боль, которая пронзила мой живот.