Галина Романова - Бывших ведьмаков не бывает

— Нет. Я лучше здесь погуляю. У воды.

— Тебе еще не надоела вода? — шутливо усмехнулся отчим.

Девушка не ответила и не спеша направилась вдоль обочины пыльной дороги. Ей очень хотелось побыть одной, но Михаил Чарович шел рядом, поддерживая под локоть.

Засмотревшись на склоны — чем дальше от пристани, тем они были круче, так что даже огородов там не разбивали, — Владислава не заметила, как споткнулась о какой-то камень, и отчим тут же обнял ее за талию, привлекая к себе.

— Осторожнее, Владочка!

— Все в порядке. Отпустите меня!

— Ты слишком неосторожна. — Он прижал ее теснее. Одна рука по-хозяйски лежала на ее талии, другая медленно ползла по локтю на плечо. — У тебя, наверное, ноги устали. Давай-ка я тебя понесу!

— Нет! Что вы делаете? — Девушка уперлась ему ладонями в грудь, пытаясь отстраниться. — Отпустите!

— Ни за что!

Они отошли на некоторое расстояние от пристани, склады остались по другую сторону. Конечно, по дороге мог кто-то проехать, но, как назло, сейчас она была пустынна.

— Ваше сиятельство, это… это…

— Владочка! — Он смотрел сверху вниз, обнимая так крепко, что девушка не могла вздохнуть. — Ты ко мне несправедлива. Я забочусь о тебе изо всех сил. Я даже люблю тебя, а ты…

— Неправда! Вы любите мою мать!

— Совсем иначе, чем тебя. Ты такая нежная, юная, неопытная… Тебе всего семнадцать лет, ты совсем не знаешь жизни. Позволь мне быть твоим наставником, твоим наперсником, твоим другом. Не отталкивай меня! И ты сама поймешь… Я научу тебя всему.

— А как же моя мама? — слабым голосом запротестовала Владислава.

— Что — мама? Знаешь ли ты, что она сама попросила меня позаботиться о тебе?

— Мама? — От неожиданности девушка оцепенела. Она немного не так представляла себе материнскую заботу.

— Да, твоя мама… А теперь будь хорошей девочкой и не упирайся. Ты же не хочешь ее огорчить, особенно сейчас, когда ей нельзя волноваться?

— Моя мама, — вспомнила девушка, — она будет волноваться, что нас долго нет.

— Ну и что? Пароход будет стоять еще полтора часа. Мы все успеем.

— Что — все? Объясните!

Вместо ответа князь Михаил прижал девушку к себе и поцеловал.

В тот момент, когда его губы накрыли ей рот, Владислава от неожиданности оцепенела. Чего-чего, а этого она не ожидала. Когда отчим осмелел, попытавшись заставить ее открыть рот, и его язык скользнул по ее зубам, она очнулась и, взвизгнув, изо всех сил влепила ему пощечину.

— Влада!

Девушка отпрянула, срывая с себя его руки.

— Влада, ты чего? — Он сделал шаг вперед, но она отскочила.

— Не приближайтесь ко мне! Как вы посмели? Что вы сделали?

— А что тут такого? Ты упрямо не замечала моих взглядов и намеков. Владочка, я наблюдал за тобой последние два с половиной года. Я видел, как из девочки ты превращалась в юную и прекрасную девушку. Ты достойна не просто любви — ты достойна преклонения, обожания. Когда я представлял, как будут сражаться за твою благосклонность кавалеры, я сходил с ума от ревности и зависти!

Он сделал шаг, и девушка попятилась.

— А моя мама? Вы женаты на ней!

— Елена? Да, она мила, умна, красива. Но она — лишь твоя бледная копия. Да, мы соединены перед Богом и людьми, но, Владочка, если бы ты знала, как часто я корил себя за поспешное решение! Если бы я в первые дни нашего знакомства понял, что под внешностью гадкого утенка — помнишь, какой ты была в тринадцать лет? — таится прекрасный лебедь, я бы ни за что не стал флиртовать с твоей матерью. Я бы сделал все, чтобы ты полюбила меня и в положенный срок стала моей женой. Да, я виноват, я уже связан долгом… Но Господь меня покарал за поспешное решение. Ах, Владислава, если бы ты знала, как я страдаю, как терзаюсь! Дома, в просторных комнатах, мне как-то удавалось сдерживаться, но не сейчас, когда ты так близко, когда тебя отделяет от меня всего лишь тонкая переборка в каюте. Я страдаю, я мучаюсь, Владислава. Неужели в тебе нет ни капли ответного чувства?

— Нет!

— Ну тогда хоть капля жалости к бедному влюбленному?

— Пожалейте лучше мою мать. Она ждет вашего ребенка. Неужели вы его бросите?

Протянутые руки опустились, словно по ним ударили.

— Ты права, — промолвил Михаил Чарович таким тоном, что Владислава чуть было ему не поверила. — Я должен оставаться с твоей матерью. Так судил Бог, таков закон. Но если бы ты знала, как это тяжело! Если бы в тебе нашлась хоть капля сострадания, хоть немного нежности… Надеюсь, ты не выдашь Елене мою маленькую тайну? Она ждет ребенка, мы не можем ее волновать по пустякам.

— По пустякам? — вспыхнула девушка. — Вы пытались меня… пытались…

— Только поцеловать. Ничего более, и то потому, что не мог устоять перед твоей красотой. Теперь я вижу, что действовал в ослеплении, эгоистично, необдуманно. Ты простишь меня?

С этими словами он опустился перед нею на одно колено, прижимая одну руку к сердцу, а другую протягивая ей.

— Умоляю о милосердии, о моя прекрасная дама!

Владислава с тревогой оглянулась по сторонам, мечтая, чтобы на пустынной дороге показался хоть кто-нибудь. Нищий бродяга, бабы с ведрами, стайка босоногих мальчишек, телега… Как назло, никого.

— Прости меня или я не сдвинусь с этого места!

Девушка закусила губу. Мама и отец часто говорили ей о милосердии, о том, что прощать — долг всякого. И что нет такого преступления, которое нельзя было бы простить. Простил же ее отец, князь Владислав Загорский, свою неверную жену.

— Прощаю, — со вздохом согласилась девушка.

— Тогда пожмем друг другу руки? — Михаил Чарович все еще не вставал с колен.

Владислава заколебалась, но все-таки вложила свои пальцы в его ладонь.

Мужчина проворно вскочил с колен — девушка даже вздрогнула. Он улыбался, когда целовал ее запястье.

— Ну а теперь, в знак примирения, не пойти ли нам в ресторан? — поинтересовался он. — До отплытия еще есть время, и там наверняка найдутся свободные столики.

Владислава была готова идти куда угодно, лишь бы там были люди. Оставаться наедине с отчимом ей решительно не хотелось.

В ресторане играла музыка; почти все столики были заняты, но метрдотель нашел им один свободный. Расположение его было не совсем удачное — мимо постоянно ходили люди. Но Владислава была рада и этому, так она была уверена, что отчим не станет к ней приставать. Да и не все ли равно, где сидеть? Она вдруг обнаружила, что проголодалась, и налегала на поданный бефстроганов с удвоенной энергией. Помнится, мама все время высказывала ей, что девушке неприлично так много есть.

Отчим за едой помалкивал, руки под столом не распускал, и в глубине души Владислава была ему за это благодарна. Но как ей теперь жить? Как смотреть матери в глаза? Пока не выйдет замуж, она остается под властью родителей…