Карина Демина - Королевские камни
— Ты домашняя альва, — мягко возразил он. — Моя. И я ведь обещал, что буду заботиться о тебе. Обещал?
Кивнула.
— Вот. Завтра и начнем. Купим тебе нормальной одежды… и не только одежды. Тебе ведь гребень для волос нужен. Шампунь. Мыло… не спорь, я точно знаю, что женщины кучу всякой ерунды используют… моей матушке это добро ящиками доставляют…
— Я не…
— К счастью, да, ты не моя матушка, — Райдо прижал к губам альвы палец. — Но тебе ведь тоже надо… Ийлэ, я хочу, чтобы тебе здесь было уютно. Не на чердаке, в доме. Ты, конечно, упрямая, как ослица…
— Я не…
— Упрямая, — он вновь прижал палец. — Но не ослица, согласен. Во — вторых, не ты одна в доме живешь. Нат вон растет… дорастает, точнее, рубашки уже трещат… и мне бы кое — чего глянуть надобно… в — третьих, Броннуин…
— Нани.
— …тоже требуется много чего… пеленки — распашонки… соска… игрушки какие‑нибудь… и колыбелька… и вообще я в этом не очень‑то разбираюсь, поэтому сама посмотришь.
— Мне не будут там рады.
— А мне плевать на их радость, — Райдо провел пальцем по щеке.
Не отстранилась.
Не заметила даже прикосновения, а если и заметила, то, верно, не сочла его неприятным…
— По городу прогуляемся. На почту заглянем, повесим объявление, что прислуга нужна, а то этакими темпами дом к весне так грязью зарастет, что не отмоем.
— Сюда не захотят идти…
— Захотят, Ийлэ.
— Ты не понимаешь…
— Я понимаю, — он поставил корзину на пол и сам присел, заглянул в зеленющие, неправдоподобно яркие глаза. — Я понимаю, что дом этот считают едва ли не проклятым. И что вас ненавидели, не именно вас, но альвов… я понимаю, что ненавидят и нас, просто на всякий случай… войну начали мы, а пострадали люди. Но еще я понимаю, что война окончена. Нет, послушай, пожалуйста… я это сказал не к тому, что многие проникнутся идеями мира и любви к ближнему. Не проникнутся, я не настолько наивен. Но людям нужна работа… а я готов ее дать…
Молчит.
Не верит?
Почему‑то обидно оттого, что она все еще не верит. И конечно, Райдо понимает: ей нужно время, бездна времени, чтобы оттаять хоть немного… она уже оттаяла.
И не замирает, когда видит его.
Не следит, за каждым движением, за каждым выдохом, пытаясь уловить момент, когда он занесет руку. А когда заносит, не для удара, но просто забывшись, что она рядом, то не сжимается больше в комок. И наверное, уже этому он должен радоваться.
Радуется.
И этому… и ее рассказам… и тому, что она все‑таки доверяет, хоть немного, но доверяет, если говорит о прошлой своей жизни. Вот только радость получается горькой.
Но Райдо с горечью справится.
Справился.
— Опять же, прогуляемся… заглянем к шерифу… вдруг да выяснил он чего интересного.
— Ты… не отступишь?
— Нет, — он взял корзину и руку протянул, сам нашел ладонь ее, все еще холодную и наверняка пахнущую сладко, водой, — идем… к слову, я тебе не говорил, нет? Мне отписались из конторы. Они своего специалиста по сейфам отправили, вот завтра его и заберем…
— Там ничего не осталось.
— Быть может, — Райдо широко улыбнулся. — Но проверить надо же? И вообще, не лишай меня надежды! Я с детства мечтал, что когда‑нибудь найду настоящий клад…
— И как?
— Нашел.
Отвернулась. И пожалуй, слишком поспешно отвернулась…
Сбежала снова.
Псы были чужими.
Они держались в стороне, сплоченной стаей, которая следила за Ийлэ.
Ненавидели?
Презирали?
Или знали о ней все — все? Псы не спешили делиться знанием. Смотрели издали…
Райдо представил их по именам, но Ийлэ не запомнила. Она боялась. Страх мешал дышать и думать. Она стояла, оцепенев, не способная пошевелиться, и смотрела на одного… на другого… третьего…
Старшего звали Гарм, и он разглядывал Ийлэ долго, пристально, а потом вдруг резко отвернулся и сгорбился как‑то, сделавшись меньше.
— Мы будем охранять вас… леди Ийлэ, — сказал
Ей не нужна такая охрана, но разве Райдо послушает. Вот он, рядом, за руку держит, осторожно, словно рука эта хрупкая невероятно…
Скалится.
Зол.
На Ийлэ? Нет, как только заметил, что она обернулась, успокоился.
— Прости, дорогая, — теплые губы коснулись виска. — Теперь все хорошо… правда?
— Да, леди Ийлэ, — Гарм поклонился. — Прошу меня извинить.
— Конечно.
Она тоже умеет притворяться.
Леди Ийлэ?
Найо Ийлэ… та, из прошлой жизни, в которой столь важны ритуалы приличий. И в ней Ийлэ спрятала правильную маску — отстраненной доброжелательности…
Кажется, ныне эта маска будет уместна.
Главное, не потерять ее. Маска держалась, ее хватило на обед, который тянулся невыносимо долго и проходил в тяжелом молчании. Маска позволяла Ийлэ спрятаться.
Смотреть со стороны.
Нат, в последние дни раздраженный сильнее обычного, на гостя смотрит недовольно, не давая себе труда недовольство скрыть. А гость в свою очередь разглядывает Ната с явным удивлением, которой Ийлэ не понятно.
Гость хмурится.
И удивление сменяется раздражением, причина которого Ийлэ столь же не ясна.
Райдо вот спокоен.
Он рядом, не ест почти ничего, и время от времени морщится, замирает, прислушиваясь к себе же.
Плохо?
Если так, то не скажет до последнего… ему нельзя было обращаться, а он обращался… и прогулка эта по зимнему лесу здоровья не добавила…
— Не хмурься, — Райдо накрыл ее руку. — Подумай лучше, что в городе надо…
В город Ийлэ не хотелось совершенно. Но разве ее желания что‑то да значат?
Коляска.
Надо же, сохранилась. Лак поблек, трещинами пошел… и кожа, которой сиденья обиты были, облезла… и пахнет нехорошо.
— Проветрить надо было бы, — Райдо коляску осматривает пристально, и в какой‑то момент останавливается, согнувшись, прижав руку к животу. — Проклятье… все нормально, забылся просто… когда тебе хорошо, то быстро забываешься, а оно вот… напомнило.
— Дай, — Ийлэ взяла его за руку, и ладонь раскрыла, провела сложенными щепотью пальцами, вслушиваясь в тело.
Живое.
Сердце бьется ровно. Легкие работают. Кости… мышцы… и тонкими нитями в них прорастает беспокойный разрыв — цветок.
— Да ничего…
— Ничего, — оборвала Ийлэ.
Он почти спит, и надо немного… если сейчас, то немного… и завтра… день ото дня просто поддерживать этот сон.
— Спасибо, — Райдо смотрел сверху вниз.
Шапку не надел.
Он и тогда без шапки уехал. Как не мерзнет‑то? У него ведь голова лысая…
— А почему ты… — Ийлэ не без сожаления выпустила руку и коснулась своих, отрастающих, волос. — Не отрастишь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});