Вадим Крабов - Рус. Защитник и Освободитель

В кабинете находились все три сына и сам князь. На полу, на потолке, на стенах, в окне и в дверях светились «глушащие» Знаки, от переизбытка Силы различимые даже не-магами. Строжайшая секретность.

Выслушав молчание, Пиренгул перешел к конкретным задачам:

— Рахмангул. Ты мой старший и неплохо показал себя как полководец, — сын, тщательно скрывая довольство, важно кивнул. «Неплохо» — из уст скупого на похвалы отца означало — «отлично». — На тебе главное — порты. Тайное укрепление давно идет, руководит им твой дядя (троюродный) Рахман. Примешь командование. Разберись на месте что надо поправить, распредели силы и запомни — больше войск не дам, даже не проси. Неоткуда взять, увы. — суровый Пиренгул не выразил сожаление не только тоном, но даже руки не развел. И старший сын промолчал, не задал закономерный вопрос: «А куда это ты, папа, подевал пять сотен лучших воинов с магами и шаманами?». Знал, что ответа не дождется и понимал — отец никогда ничего не делает просто так.

— Собирай кочевых воинов, прижми «степных волков» — они за золото родную мать продадут. Максад подскажет, как их найти. Людей собирай тайно! Это ты понимаешь, но напоминаю не зря: первая встреча должна быть самой радушной, у капитанов не должно остаться ни капли сомнений в наших добрых намерениях. Смотри, не подведи! Я уже три месяца уверяю Месхитинцев, Галатинцев, Гроппонтцев в нашем миролюбии!

Вместо Рахмангула, осторожно кашлянув, ответил Танагул, младший сын, который в «Великом Походе» ничем кроме личной доблести не отметился.

— Отец! Почему бы не пропустить этих жадных тварей? Им пятно нужно, а мы им нужны как прошлогодний навоз! А затем, — лицо Танагула, восхищаясь собственной хитростью, выразило крайнее довольство, — ударим им в спину! Из пятна они войска не отзовут. Правда? — спросил, с горделивой надеждой оглядывая братьев.

— Ты не понял?! — Пиренгул мгновенно вспыхнул, но сразу же «потух», с грустью вспомнив о невысоких умственных способностях младшего, — для заморских стран наше княжество — самый удобный проход к пятну. На западе пустыня, на востоке сильная Эндогория с неудобными проходами через перевалы. Эндогорцам, несмотря на договор, не до нас. Они нас заранее бросили, в тайне отдали нашу территорию центральным странам под базы. Освоение пятна намечается стать очень долгим процессом. Да что я объясняю! Они бы сами с удовольствием прошлись по нам, но масштабы пятна такие, что им просто не хватает на нас силенок! Пришлось им за нашей спиной договориться с «заморскими» и предоставить им проход через союзный Тир…

— Вот чем проверяются союзники, — тихо проворчал Мамлюк, средний и, пожалуй, самый умный сын, — богатыми пятнами…

— И не только ими, сын, — согласился с ним князь, — но сейчас не об этом. Сведения точные, Максаду можно верить. У него давно щупальца при многих дворах. Раскинул, когда мы еще кочевали. Жаль, вести запаздывают, — здесь Пиренгул, нахмурившись, недовольно вздохнул, — ордена разбираются, у Пронзающих вроде появились подвижки в амулетах… Не об этом речь, сыны! Танагул, запомни: чтобы нам не обещали сильные страны, как не клялись, но стоит только пустить волка в отару… Надеюсь, понимаешь? Нет разницы, как мы их встретим, конец один — Тиру, как самостоятельному государству — не быть! Крепко они здесь обоснуются, не как Эндогорцы, которым по большому счету дела до нашей земли не было. Теперь она нужна как безопасный перевалочный пункт перед пятном, как кормовая база нужна. Поэтому, сыновья, сколько бы меду ни лили в наши уши, они не оставят за спиной независимое княжество. Да они даже «первой волной» спокойно пройти не смогут, даже если захотят! — князь от возмущения повысил голос, — Ни за что эти чванливые царишки не оставят в тылу неподконтрольное им войско варваров! — В глазах Пиренгула полыхнуло пламя, кулак с размахом опустился на крепкую столешницу и взор «погас». Пылающий успокоился. Хвала богам, ничего не подпалил.

Рахмангул, сжав скулы, нахмурился; Танагул, скривившись, отвернулся, с трудом скрывая несогласие; а вот Мамлюк смело спросил:

— Может нам сразу откочевать в пятно? Народу не привыкать.

Князь от удивления открыл рот:

— Мамлюк, тебя ли я слышу?

Сын ответил, не отводя спокойного рассудительного взора:

— Зачем лишние жертвы? А пятно, ты сам говорил, большое — места всем хватит. Отобьем «первую волну», положим лучших наших сынов, а дальше? Царства не успокоятся, пойдут еще и еще. Людей и денег у них хватит. Или я не прав? А нам, всем народом, с полнокровной армией в пятне придется гораздо легче, чем одним женщинам и детям, где они тогда точно достанутся чужеземцам. В чем я не прав, отец? — Мамлюк вдруг резко повернулся от отца к братьям, — а вы, может, скажите, что я струсил? — спросил с холодным остервенением, в котором ясно слышалась боль. Не за себя, за весь многострадальный тирский народ.

Рахмангул, качая головой то ли соглашаясь, то ли напротив, возражая, нахмурился еще сильнее. Танагул презрительно посмотрел в потолок, словно выискивая на нем надпись «трус». Пиренгул закрыл рот и внимательно всмотрелся в среднего сына, открывая его с еще одной стороны.

«Нет, сынок, до полноценного князя ты пока не дотягиваешь, но я рад за твои здравые мысли, только…», — с этого места заговорил вслух:

— Пятно не такое уж и большое, всего сто миль в поперечнике, — первым делом уточнил он. — Мамлюк, ты давно доказал свою храбрость и в твоих словах об уходе есть резон… — сказал ободряющим тоном, но, чуть подумав, продолжил сурово, — а наша родная земля, земля наших предков для тебя ничего уже не значит?

— Мы — кочевники, отец, — твердо ответил сын, — главное сохранить народ, а после можно вернуться, отвоевать заново…

— Если захочется, — закончил за него князь, — а вдруг там не жизнь, а мед? Захочет народ возвращаться? А уверен ли ты, что на новых землях мы сохраним свою власть, что рода не разбегутся?

— Ты так дорожишь этой властью? — смело спросил распалившийся Мамлюк.

— Дорожу! — Пиренгул выдохнул, как припечатал, — не для того мы, сарматы, проливали кровь, чтобы так легко разбрасываться княжескими венцами! Вспомни историю, сын! Как легко нас завоевывали эндогорцы! А почему? Мы были врозь. Рода и племена всегда враждовали, ослабляли друг друга.

Сейчас отцу внимал не только виновник родительской суровости, из которой, кстати, неизвестно что может последовать, но и братья.

— Кто знает, что будет в пятне? Не растащат ли вожди наш народ? Некоторые уже снимаются с постоянных кочевий и уходят в каганские земли. Не замечал, Мамлюк? — в ответ услышал лишь смущенное молчание всех сыновей, — а про треть оседлого народа, тоже тиренцев, забыл? Конечно, в крайнем случае, и они вспомнят свои корни, уйдут, но пока надо сражаться и за них в том числе!