Милена Завойчинская - Случайное - не случайно (СИ)

Так Алсарил, в котором раньше все народы жили на одном большом материке, разделился на две империи. Одна из них Светлая, и всё так же непримиримы и безжалостны маги Света к Тьме в любом проявлении. Вторая империя — Темная. И с тех пор накрыта она божественным куполом, оберегающим ее жителей от жаждущих крови светлых фанатиков.

А феи и единороги ушли из Алсарила и с тех пор больше никогда не появлялись.

Себастьян замолчал, и в комнате повисла тишина.

— А сказочка-то страшная, — тихонько произнесла я. — У нас такой нет. То есть… В Светлой империи такой нет.

— Я тоже ни разу такой не слышал, — поддержал меня Грегориан. — Жутковатая история, если честно. Особенно та часть — с сердцем и душой…

— Это очень древняя история. Понятия не имею, откуда мама ее знала, — пожал плечами Себастьян. — Я, став взрослее, пытался искать информацию о том, как так получилось, что Темная империя накрыта куполом. Но так ничего и не нашел. Похоже, единственное упоминание о происходящих тогда событиях — как раз вот эта старая сказка.

— Иржи-и-ик… — вдруг хитро пропел Грег.

— М-м?

— А ты ведь у нас тоже как та дева!

— В смысле? — Я перевела взгляд на лицо мозаичной девушки. — Блондинка?

— Да нет же! У тебя и светлая и темная магия.

— А-а… Скорей, у меня отсутствие и той и другой. — Я рассмеялась. — Вы же знаете, что у меня нет магических сил.

— Иржик… А давай найдем половинки этого жезла? — хищно улыбнулся Грегориан.

— Даже и не подумаю. Тут с поисками во дворце справиться бы.

— Ну чего ты такая скучная? — расстроился брат.

— Да уж какая есть, — и не подумала я поддаться на провокацию.

Мужчины продолжали сидеть, а я встала и прошла к мозаичному панно. Присев на корточки, я вгляделась в лицо изображенной на нем блондинки. Потом внимательно осмотрела единорога и даже головой покачала. Мастер, выполнявший эту работу, был любителем реалистичности. На серебристом роге единорога были капельки крови, незаметные издалека, но видимые вблизи. И, правда, страшная сказка. Впрочем, дети с определенного возраста любят всякие страшилки.

— Иржи, что там? — позвал меня Грег.

— Ничего. Просто интересно, рассмотреть хочу, — обронила я, не оборачиваясь, и перевела взгляд на жезл.

Тут художник тоже постарался. Навершие жезла, черный самоцвет, который издалека смотрелся выпуклым камнем, вблизи оказался гладким обломком черной смальты. Все-таки удивительно талантливый мастер работал над этим панно! Я протянула руку и поскребла пальчиком этот «черный самоцвет».

— Иржи! А сейчас — что? — вновь отвлек меня Грег.

— Боги, Грег. Да ничего, рассматриваю.

Цыкнув, я стащила митенки, которые так и продолжала носить все эти дни, пряча кольцо Себастьяна. Жарко! Да и неудобно в них. Отбросив их в сторону, я встала на колени и стала ощупывать панно, медленно перемещаясь к краю рисунка.

— Ну, Иржи! Я же сейчас умру от любопытства! — взвыл брат, и я услышала его быстрые шаги.

Подойдя ко мне, он тоже встал на четвереньки и стал следить за моими руками.

— Иржина? — обманчиво спокойно позвал меня Себастьян. — Прости, что отвлекаю тебя от этого, безусловно, интересного занятия, но мне хотелось бы кое-что прояснить.

— М-м? — вопросительно промычала я, не прекращая своего дела.

— Скажи, ты долго собираешься прятать мое кольцо? — очень ровно спросил он.

— До тех пор, пока ты его не снимешь. А что? — ответила я, не оглядываясь, хотя внутренне напряглась.

— До тех пор, пока я его не сниму? — в голосе некроманта послышалась злость, и я услышала его шаги. Подойдя к нам, он наклонился, схватил мои митенки, лежавшие на полу, и спрятал к себе в карман. — А с чего ты вообще решила, что я собираюсь с тебя его снимать?

— Что значит «с чего»? — вздохнув, я села так, чтобы видеть его.

Рядом затаился Грегориан и постарался слиться с обстановкой, что ему, впрочем, плохо удавалось.

— Наверное, с того, что у нас с тобой был уговор. Я временно принимаю у тебя кольцо и то, только для того, чтобы оградить меня от сплетен. Но так как сплетен нет, и никто даже не пытается болтать, что я твоя любовница, потребности в твоем кольце и в этой фиктивной помолвке у меня тоже нет. Собственно, я так и предполагала. И ты прекрасно знаешь, что я надела его только после приказа императора.

— Я правильно понял, что замуж за меня ты не собираешься? — в голосе Себастьяна всё отчетливее слышалась сдерживаемая ярость.

— Да, ты правильно понял. Замуж за тебя я не хочу и не пойду. Впрочем, справедливости ради замечу, что меня туда никто и не звал. А пока я жду, когда император отменит свой приказ. Ему я об этом уже говорила. Или же ты сам снимешь с меня свое кольцо.

— А нельзя ли мне узнать, чем я тебе не угодил? — ядовито спросил Себастьян, и вот тут я тоже разозлилась и встала с пола.

— Дай-ка подумать. — Я взглянула в его карие глаза. — Наверное, тем, что ты тоже не хочешь на мне жениться. Еще, вероятно, тем, что я шлюха, потенциальная потаскушка, дочь одной из Горгулий, которую та нагуляла от светлого, а еще у меня дурная кровь. А ты и так уже натерпелся от одной гулящей дряни, и вторая тебе не нужна. Что еще? Ах да, забыла. Напоследок ты дал согласие на то, чтобы твой старший брат женился на мне. Я ничего не запамятовала?

— Что?! — Себастьян побледнел так, что это стало видно даже несмотря на его смуглую кожу.

— Да, Себастьян. — Я смотрела на него, чуть наклонив голову. — Я в курсе вашей занимательной беседы.

Он кашлянул, опустив взгляд, и нервно сжал руки в кулаки.

— Иржи… Я… Ты…

— Вот только не нужно говорить, что я всё не так поняла, Себастьян. Я слышала ваш разговор своими собственными ушами. Не специально, а совершенно случайно, но я подслушала его. Так что не надо сейчас пытаться строить оскорбленный вид из-за того, что я не хочу за тебя замуж.

— Почему ты мне ничего не сказала? — Он виновато отвел взгляд.

— А как ты себе это представляешь? Как я должна была тебе об этом сказать? Закатить скандал? Или устроить истерику? Или, может, отхлестать тебя пощечинами? Что я, по-твоему, должна была сделать? — во мне клокотала злость, которую с трудом удавалось сдерживать. А еще поднималась тщательно спрятанная ранее обида, особенно горькая, от того, что мне приходится говорить всё это вслух.

— Ну, хочешь, ударь меня? — Себастьян медленно приблизился ко мне. — Надавай пощечин. Накричи на меня. Не знаю, скажи, что я скотина и сволочь.

— Зачем? Это что-то изменит? Ты ведь даже виноватым себя не чувствуешь. Нет, ты лишь сказал своему брату то, что думаешь обо мне. И от того, что я назову тебя сволочью, твое мнение обо мне лучше не станет. А я не перестану чувствовать себя униженной. Так к чему мне это?