Ночь девы - Юлия Бабчинская
Дрожу всем телом. Хочу прогнать приступ, но он всегда оказывается сильнее меня. Я действительно слаба. Еще чуть-чуть, и порвется ниточка, связывающая меня с реальностью. И я провалюсь в бездну.
Нет, нет, не сейчас. Трясу головой, смахивая с глаз пелену. Перед глазами мелькают крохотные звездочки. Почему это происходит со мной? За что?
И вот я уже наверху лестницы – но как я здесь так быстро оказалась? Ощупываю ладонью необычную дверь из холодного белого камня, покрытую золотыми лунами и звездами. Безмолвие заполняет меня полностью, до краев, и я крепче прижимаюсь к двери, сердце мое отчаянно бьется среди этой тишины – но за дверью я ощущаю другое сердцебиение, еще более частое, еще более отчаянное. Страх, неизбежность, беззвучная боль… Земля вздрагивает под моими ногами, и я падаю в темноту. Или в свет.
Обычно я и впрямь окружена тишиной и шелестом – шуршащих подошв, своего дыхания. Частенько я наблюдаю за чужими туфлями, с аккуратными круглыми носиками, дивными цветами, а у принцессы Витриции на недавней службе я украдкой видела туфли с сине-золотыми драконами. Тогда я подавила в себе вспыхнувшее желание обладать такой вещью. Могла ли я позволить себе подобные мысли? Но больше этих туфель меня привлекают каменные узоры на полу Сколастики. Каждый булыжник, каждый кусочек мозаики кажется особенным. А главное – камень не умирает.
«Камень не умирает…» – будто шепотом доносится до меня.
С этой мыслью я открываю глаза и вижу, что лежу на мозаичном полу ротонды. Тонкая дорожка спиралью закручивается к центру. Это место мне знакомо, здесь я всегда нахожу спокойствие, разглядывая каменные изваяния, но не сегодня. Как я сюда попала? Оглядываюсь в поиске книг, но их нигде нет. А значит, я не просто задремала здесь и увидела чудной сон.
Встаю и подхожу к статуе, которая всегда притягивала меня своей строгостью и силой. А сейчас она просто манит меня, это сложно объяснить, но все внутри гудит и поет при виде изваяния. В отличие от других женщин, застывших в позе молельщиц, эта женщина стоит прямо, гордо, подбородок чуть задран вверх, а взгляд устремлен вперед. Ее волосы не покрыты, как у остальных – или как у меня. Рядом с ней мне просто хорошо, волнение понемногу затихает.
На шее статуи появилась трещина – возможно, тряска, которую я ощутила, была на самом деле и повредила древнее изваяние. Внутри будто что-то поблескивает. Я подхожу ближе, отодвигаю ветку плюща, змеей обвивающего каменную женщину. Смотрю на переплетение линий и завитков, острую стрелу, идущую вниз, словно к сердцу, и круглый камень по центру. Мои глаза расширяются. На груди этой женщины невероятный кулон! Не может быть! Найти такое в самой Сколастике!
С первого взгляда это неприметный черный камень, но я отчетливо вижу, как он искрится, ловя луч света, а когда касаюсь его, он выскальзывает из своей гипсовой скорлупы и будто сам прыгает мне на ладонь. Я ощупываю его – он такой гладкий и теплый, будто уже согрет солнцем. И вот он мерцает. Я словно вижу на нем созвездие, которое в миниатюре уложилось в этот камешек, в этот отколовшийся кусочек ночного неба. Но…
Но я не могу никому показать его – а вдруг это и есть драгоценность? Такие камни строго-настрого запрещены в Малых Королевствах. И тем не менее я зажимаю его в ладони – просто не могу оставить этот камушек тут. Знаю, что люди, которые владеют драгоценными камнями, – самые настоящие преступники. Даже больше, они зло. Силоманты. Этого слова даже вслух не произносят, ведь оно вселяет ужас.
Мне хочется поскорее добраться до моей кельи, где я припрятала страницу из одной запретной книги. Я тоже зло, я тоже преступница, но любопытство, как всегда, заставляет меня шагнуть за черту.
Камушек будто прожигает мою ладонь, когда я ухожу прочь из ротонды, направляясь к себе в келью, – я загляну в ту страницу, спрячу его понадежнее, а потом помчусь на уроки. В голове все еще сумбур, но теперь камень притягивает все мое внимание.
Преступница… Мне становится неуютно от этой мысли, и я ускоряю шаг. Переступив порог своей кельи, я облегченно вздыхаю. Пытаюсь отвлечься, разглядывая стены. В этой комнате я живу десять лет. Сижу, лежу, хожу. Размышляю. Честное слово, иногда кажется, что меня просто решили помучать, посадив сюда. По низу штукатурка на стенах вспучилась, пошла волнами. Я будто бы под водой – нырнула себе в фонтан на площади Равновесия и сижу, прилипнув пятой точкой ко дну. Глубоко-глубоко, где только угрюмая тишина, где нет ни одной живой души, где только я и мои никчемные мысли. Стены ограждают меня от мира. Или же мир от меня.
Мне даже не понадобилась бы Башня Тишины, чтобы чувствовать себя еще более одинокой.
Башня Тишины…
Сердце пропускает удар, заставляя меня встрепенуться. Я начинаю искать листок из книги, но никак не могу вспомнить, куда его запрятала. И это меня настораживает – что за провалы в памяти?
Нахожу в узком шкафу простой лоскут ткани и заворачиваю в него камушек. Оставить в келье или взять с собой? А вдруг спрячу и тоже забуду?
Почему-то не хочется отпускать найденыша от себя, и я кладу камушек в карман платья. Если я не нашла страницу из книги, значит, мне нужно заглянуть в саму книгу: съездить в отцовский особняк, к бабушке Лирии.
От этой мысли мне становится тревожно. Я люблю бабушку, но в присутствии отца мне всегда неуютно. Я чувствую себя… виноватой. Да, будто это я виновата в том, что мы не общаемся. Что ему пришлось отдать меня. Что я осталась сиротой при живом отце… А ведь с Эгирной он добр и ласков.
Бабушка всегда упрашивает отца, не выпуская из рук шитья, а я подслушиваю под дверью: «Давай заберем Ирис к себе, ну что ты, в самом деле, упрямишься. Девочке там совсем одиноко». Но он только срывается на мать, говорит, что она глупая старая курица и лучше бы ей и вовсе помалкивать, ее дело – иголка с ниткой и поварешки. Бабушка набрасывается на него с этими самыми поварешками, обещая надеть кастрюлю на голову и постучать по ней как следует. Вспыхивает скандал, виновницей которого становлюсь я. А позже отец приходит в отведенную для меня комнату, повторяя, что
