Ученица Хозяина Топи (СИ) - Каплунова Александра Laverel
Но казалось и так уже сама кухня задышала иначе. Все больше Веше казалось, что все здесь магией напитано, и башня словно бы благодарна девушке за наведенную чистоту. Вот и вода полилась веселей. Шкафчики скрипеть вдруг перестали, а провисшие дверки ровно закрылись. Все нужное само под руку попадалось.
Вода в чайнике закипела, засвистела начищеным свисточком, зазывая к заслуженной трапезе.
Открыла окошко печи, обнаружилось, что и лепешки уже доготовились. Приятный запах свежей выпечки наполнил комнату.
Заварила смородиновые листья, какие удалось спасти, разложила лепешки на глиняную тарелку.
Немного подумав, решила все же и меда взять из шкафа. Заслужила же она за уборку покушать хорошо? Коли не ее работа, пропал бы тот мед. Так не все ли равно, она съест али он весь попросту вытечет.
Но только села, взяла в руки первую лепешечку, медом прилитую, как вдруг потемнело в кухне. Ненадолго, но успела Веся вся обмереть.
А как свет воротился, глаза девичьи и вовсе округлились.
Спиной к ней, прямо перед очагом стоял мужчина. Волосы длинные, сам высокий, ладный, в плечах широк, в бедрах узок. Руки сильные, тугими жгутами мышц оплетенные. И все бы ничего, да только голый он был. В чем мать родила.
Выпала из ослабевших пальчиков лепешка, а рот и вовсе не хотел закрываться.
— Интересно… — тихо вымолвил тем временем мужчина, все так же не поворачиваясь к ней. А Веша и не знала, чего ей сейчас больше хочется, чтобы повернулся или самой под землю провалиться.
Бесстыдник же, словно не веря глазам своим, провел рукой по камням вокруг очага. Их Веша тоже от копоти вычистила. А после влево голову повернул, ее пока не заприметив. Столешни чистые углядел, лохань для мытья посуды пустую. Посуду эту самую, чистую тепереча. Шкафчики прикрытые, а не внутренностями развороченными наружу пестревшие.
Повел головой, принюхиваясь словно. И вот теперь уже повернулся к Весенье, всей своей наготой.
Красивый. Глаза под черными бровями желтые, словно звериные, нос прямой, скулы высокие, как у тех господ. И смотрит так свысока…
А у Веши то взгляд с лица сам собою сполз на грудь широкую, по животу рельефному с бледной кожей, ниже, по косым мышцам, что переходили к самому интересному.
Щеки обожгло. Сглотнула, пытаясь вспомнить, как дышать. В головушке бедовой металось все, а сердечко и вовсе испуганной пичужкой забилось. И взгляд бы надо отвести, да тот словно приклеился. Не видела Веська прежде такого, чтоб вот так, вблизи.
— Тебе, может, поближе показать? Так давай, я подойду, — вкрадчиво промурчал этот кот-обормот в человечьем облике, да и правда к ней шагнул.
Веша икнула, наконец сумев взгляд отвесть.
— Н-н-ненадо, — замотала головой и для пущего эффекта зажмурилась.
— Как же не надо, когда ты так смотришь? — голос раздался уже у самого уха и будто бы со спины, хотя их прежде вся кухня разделяла.
Взвизгнув с испуга, Весенья подскочила. Обернулась. Мужчина был совсем рядом. Склонялся к ней, оскалившись в хищной улыбке внезапно треугольных зубов, да сверкая засветившимися глазищами.
— Ты откуда здесь появилась, милая? — а сам обнюхивает ее, от лица медленно носом к плечу спускаясь. И разделяло их всего ничего, Веша даже дыхание его теплое чуяла на коже.
— И-и-и-и! — Запищала отскакивая с места, да лавку опрокидывая. С плеча полотенце стянула, да что было сил наглеца хлестанула. Хорошо приложила, от души. Да только полотенчико несчастное, до мерзавца и не долетело, испепелилось в ту же секундочку. Лишь и успела Весенья из рук тлеющую тряпицу откинуть, пока жар до ее пальчиков не добрался.
— Пахнет как вкусно, — хотелось бы думать, что про запах еды, да отвара говорил, да только взгляд его был к ней самой прикован. И скалился снова. А Веша теперь уже от зубов его отвернуться не может. Все как один — треугольные. Острые даже на вид. Так и представилось, как могут легко кожу пронзить. Конечно, а как еще то кровь девичью пить?
Некстати подумалось, что и сама Вешка девица еще. А значит и ее кровушки окаянный может захотеть отведать. Да только она же здесь не за золотом.
Что пред ней Хозяин Топи и гадать не пришлось. Так и описывали его, высокий, красивый обманчиво, статный весь из себя. Девицы, что к нему хаживали, говаривали, что и сами рады кровушкой поделиться за встречу с этим гадом лесным.
— Д-д-да, лепешек вот испекла, извольте отведать… — попыталась Весенья свернуть на более безопасную дорожку.
Улыбка Хозяина еще шире стала. Да и улыбка ли? Оскал…
— Вижу, похозяйничала, — засмеялся глухо, — но не слышала разве, что кровь девичью предпочитаю, твоя вот… — снова он оказался совсем близко. Словно перетек тенью вмиг, — сладко пахнет. А как бьется, — он коснулся ее черным гнутым когтем указательного пальца. Прижал бьющуюся на горле жилку, — прямо вот здесь, — нажал остро, от чего Веша снова вся вздрогнула. А после слизнул алую каплю, повисшую на кончике когтя его. Да взгляд при всем этом с нее не спускал.
Веша заторможенно как-то провела пальцами по шее, понимая, что он проткнула ей кожу.
Сглотнула.
Ну нет, напугать ее вздумал? Знала Веся, бабуля говаривала, что Хозяин нелюдим и уединение свое ценит пуще всего прочего. Что только нахрапом его взять можно, трусости не стерпит.
— Вы это прекратите! — И ногой притопнула, как дома репетировала. Готова была к тому, что пугать ее начнет. А чего еще ждать-то? Гостеприимства точно не стоило. — Я Весенья из деревни Большие Липки, пяти дней отсюдова. И пришла сюда учиться ведовской науке.
А внутри вся тряслась, как осиновый листочек. Да и не внутри тоже. Пальцы в кулаки сжала для надежности. Надолго ли хватит ее стойкости? Токмо и спасалась мыслью, что не слыхивали еще о людях, которых ведун бы без причины весомой со свету сжил…
Хозяин выпрямился, ухмылки с лица не стирая, облизнулся, размазывая по бледным, синеватым даже, губам алый росчерк.
— Весенья, — выдохнул, словно пробуя теперь на вкус ее имя.
Тот час саму ее пронзило что-то теплое. Дрожью ласковый жар прошел от затылка по спине, растекаясь по каждой клеточке тела. Стало душно, выдохнула шумно, не понимая, что происходит. Нити жара сплетались внутри натягивая ее в тетиву.
— Я… перестаньте, — попросила, хватаясь за край стола. Возмущение бунтовало где-то на границах разума, крича наперебой с удивлением.
Тяжело было думать, хотелось только смотреть в светящиеся желтые глаза окаянного. А тот словно завораживал ее, покачивался из стороны в стороны, проверяя, насколько взгляд ее к нему прикипел.
— Весеньюшка… — Сам снова приблизился, потянулся длинными пальцами, расстегнул верхнюю пуговку ее сарафанчика, чтобы ткань с плеча стянуть, — сладкая девочка весна…
Голос его звучал так нежно. И противиться действу сему совсем не хотелось. Пусть бы и выпьет ее досыта. Боли даже не ощутила, когда зубы острые кожу пронзили, охнула только от того жара, что в теле ярче стал.
А кот этот жмурился довольно, вкушая ее.
«Не вздумай ему даться!» — бабулин голос в голове прозвучал со всей строгостью. Тут же и жар сгинул, а зубищи в коже болью отозвались.
За миг до удара и сам Хозяин, казалось, ощутил неладное, да только сила Вешкина, уже успела развернуться, да шарахнула по кровопийце, что было мочи. Стол с лепешками полетел навзнич с грохотом протащился по полу. А сам хозяин тенью взметнулся, окутывая сумраком все пространство. Затмил огонь очага.
— Ведунья!? — зашипел, не то спрашивая, не то утверждая. — Убирайся!
И мрак густой в ноздри, да в рот потек, удушая.
Схватилась Веша за лицо, замотала головой.
— Не уйду! Я учиться пришла!
— Прочь! — Загремело со всех сторон одновременно. Из темноты нависло на нее чудище. Словно псина бешеная, пасть раззявив на нее глядела. Слюна с зубов окровавленных капала, глаза красным пламенем светились, шерсть черная вся шевелилась, точно на ветру. — Уходи!
И зарычало утробно, заскрежетало когтями.
