Тайны Космера - Брендон Сандерсон
Дядюшка Вон учил, что всегда найдется тот, кто обведет тебя вокруг пальца. Неважно, насколько ты хорош, найдется кто-нибудь лучше. Пока помнишь об этом, уверенность никогда не перерастет в небрежность.
В прошлый раз она проиграла. А на этот раз одержит верх. Шай подавила досаду из-за того, что попалась, и настроилась воспользоваться новым шансом, в чем бы тот ни заключался. Она ухватится за него и добьется своего.
На этот раз на кону не сокровища, а ее собственная жизнь.
Стражники оказались из числа бойцов — так их нарекли великие. Раньше они называли себя мулла'дил, но их народ так давно влился в империю, что прежнее название почти забылось. Бойцы были высокими, сухопарыми, с бледной кожей и почти такими же темными волосами, как у Шай, но не прямыми и длинными, а курчавыми. Она старалась, и довольно успешно, не чувствовать себя коротышкой рядом с ними. Ее народ, май-пон, ростом никогда не отличался.
— Ты, — повернулась она к старшему бойцу, — я тебя помню.
Судя по прическе, молодой капитан нечасто надевал шлем. Великие ценили бойцов, и в их возвышении не было ничего удивительного. Этот всем своим видом выражал рвение: начищенная броня, бодрость в каждом движении. Он явно воображал себе самое блестящее будущее.
— И коня, — продолжила Шай. — Ты перекинул меня через спину своего коня, когда меня поймали. Статный белоснежный жеребец гурской породы. Красавец. Ты разбираешься в лошадях.
Продолжая смотреть прямо вперед, боец пробормотал себе под нос:
— С каким же удовольствием я прикончу тебя, девка.
«Мило», — подумала Шай.
Они добрались до императорского крыла. Каменная кладка здесь была изумительной, в античном ламиосском стиле. Высокие мраморные колонны украшали барельефы. Огромные вазы между колоннами подражали древней ламиосской керамике.
«В принципе, — напомнила себе Шай, — у власти по-прежнему фракция „Наследие“, так что…»
К этой фракции принадлежал император, а также совет из пяти арбитров, который во многом и управлял империей. Фракция превозносила величие и изучение культур прошлого до такой степени, что даже переделала свое крыло дворца на манер античных строений. Шай полагала, что на донышках этих «античных» ваз найдутся духопечати, с помощью которых они и превратились в точные копии прославленных произведений искусства.
Да, великие называли таланты Шай кощунством, но с формальной точки зрения незаконным считалось лишь подделывание личности. Втихомолку подделывать предметы дозволялось и даже приветствовалось, покуда мастер находился под строгим контролем. Если перевернуть любую из этих ваз и избавиться от печати на донышке, она превратится в обычный горшок без орнамента.
Бойцы сопроводили Шай до инкрустированной золотом двери. Пока дверь открывалась, на нижней внутренней кромке Шай заметила красную духопечать, превратившую дверь в имитацию под старину. Стражники провели Шай в уютную комнату с потрескивающим камином, пушистыми коврами и мебелью из мореной древесины. «Охотничий домик пятого века», — предположила она.
Внутри ожидали все пятеро арбитров фракции «Наследие». Трое — мужчина и две женщины — сидели у камина в креслах с высокими спинками. Еще одна женщина занимала стол прямо возле двери — Фрава, старший арбитр фракции «Наследие», возможно, самая влиятельная фигура в империи после императора Ашравана. Ее седеющие волосы были заплетены в длинную косу с ало-золотыми лентами, одежда тоже сверкала золотом. Шай давно помышляла обворовать эту женщину, поскольку, помимо прочих обязанностей, Фрава заведовала императорской галереей и занимала смежные с ней кабинеты.
Фрава явно спорила с Гаотоной. Пожилой великий стоял рядом со столом, приосанившись и задумчиво сцепив руки за спиной. Гаотона был самым старым из правящих арбитров. Считалось, что он наименее влиятельный и пребывает в немилости у императора.
С появлением Шай оба замолчали и уставились на нее, как на кошку, только что опрокинувшую дорогую вазу. Шай была без очков, но заставила себя не щуриться. Перед этими людьми нужно казаться сильной, насколько это возможно.
— Ван Шай-Лу. — Фрава взяла со стола листок бумаги. — Тебе приписывают довольно внушительный список преступлений.
«Ты так это говоришь, будто… Какую игру ты затеяла? Ты что-то от меня хочешь, — решила Шай. — Меня могли привести сюда только по этой причине».
Впереди замаячила возможность.
— Ты выдавала себя за женщину благородного происхождения, — продолжила Фрава, — проникла в императорскую галерею, подделала свою душу и, конечно, пыталась похитить Лунный скипетр. Неужели ты думала, что мы не распознаем простенькую подделку, когда дело касается столь важного достояния императора?
«Однако именно так и случилось, — подумала Шай, — если, конечно, шут сбежал с настоящим скипетром».
Мысль о том, что почетное место Лунного скипетра в императорской галерее занимает ее подделка, немного согрела душу.
— А что насчет этого?
Фрава шевельнула длинными пальцами, и один из бойцов принес что-то с другого конца комнаты. На стол легла картина. Шедевр Хань Шу-Ксена «Лилия в весеннем пруду».
— Мы нашли ее в твоей комнате на постоялом дворе. — Фрава побарабанила пальцами по полотну. — Это копия картины из моего собрания, одной из самых известных в империи. Наши эксперты заключили, что твою подделку можно назвать в лучшем случае любительской.
Шай встретилась с Фравой взглядом.
— Расскажи, зачем ты ее сотворила? — Фрава подалась вперед. — Ты явно собиралась подменить оригинал в моем кабинете рядом с императорской галереей. Но нацеливалась на сам Лунный скипетр. Зачем же красть еще и картину? Из жадности?
— Дядюшка Вон всегда учил, что нужно иметь запасной план, — ответила Шай. — Я не знала точно, будет ли выставлен скипетр.
— Вот оно что… — Фрава изобразила чуть ли не материнскую заботу, но в глазах читались плохо скрываемые брезгливость и снисходительность. — Как и большинство заключенных, ты подала прошение, чтобы твоим делом занимался арбитр. Из прихоти я решила откликнуться на твою просьбу. Мне было любопытно, зачем ты подделала эту картину. — Она покачала головой. — Но, дитя, ты же не думаешь, что мы и впрямь тебя отпустим? С такими-то прегрешениями? Положение у тебя весьма скверное, и наше милосердие не может простираться настолько…
Шай мельком глянула на остальных арбитров. Тем, что сидели у камина, словно не было до нее никакого дела, но друг с другом они не разговаривали — слушали.
«Что-то не так, — подумала Шай. — Что-то их беспокоит».
Гаотона по-прежнему стоял чуть в стороне и изучал Шай. Глаза его не выдавали никаких эмоций.
Фрава вела себя так, будто отчитывала несмышленого ребенка. Повисший в воздухе конец фразы был призван зародить в Шай надежду. От нее всячески добивались сговорчивости, готовности согласиться на что угодно, лишь бы ее отпустили.
«И правда возможность…»
Пришло время взять