Чёрные лебеди (СИ) - Ларсен Вадим

Уги недобро нахмурился. Внимание привлекло воронье карканье. Справа за деревьями вспорхнула беспокойная сойка. Послышалось еле различимое конское ржание. Мечник напрягся. Метнул взгляд вдоль берега и жестом приказал Долговязому скрыться в кустах. Вобрав в лёгкие воздух, стараясь не шуметь, присел в воду по самые ноздри.

Вскоре на берегу показался всадник. Мерно покачиваясь в такт неторопливым тяжёлым конским шагам, выглядел он весьма беспечно. Сгорбленная спина, опущенная на грудь голова. Не кочевник.

«Но кто знает?» — усомнился Уги. Доверие в военное время — слишком дорогое удовольствие.

Вороной подался к озеру и, присмотрев воду почище — прямо напротив притаившегося в воде парня — принялся лениво цедить мутную жижу. Мечник с удивлением рассматривал всадника. Да, это явно был не кочевник. Немного потрепанный плащ-сюрко не из мешковины. Под плащом кольчуга, что не по карману ни одному из немытых. За спиной короткий горский меч с широким лезвием, а к дорогому седлу приторочен массивный красный щит. Незнакомец не походил на бродячих искателей удачи.

Увидев отлично скроенные кожаные сапоги с высокими каблуками, украшенными блестящими коваными шпорами, Уги мысленно облизнулся. Только сейчас он заметил, что всадник спит. Немного накренившись в сторону, тот и спящим недурно держался в седле.

Напившись цвёлой воды, конь, казалось, тоже не прочь был вздремнуть. Рядом, по сонной озерной глади снова громко плеснуло. Животное неспешно подняло голову, и его полусонные глаза встретились с глазами замершего в воде Уги. Фыркнув в недоумении, жеребец мотнул мордой, будто прогоняя видение, опять наклонился к воде, как вдруг резко вскинул голову, глянул на мечника ясными, округлившимися от удивления глазами, и с громким ржанием встал на дыбы.

— Долговязый, сюда!

Утопая босыми ногами в иле, Уги бросился на берег. Всадник свалился на землю и покатился к кустам. Навстречу выскочил перепуганный кашевар.

— Хватай его! — крикнул мечник, но Долговязый пустился наутёк.

Упавший стал подниматься. Схватив его за сапоги, Уги с силой дернул на себя. Нелепо взмахнув руками, незнакомец завалился набок, и от удара затылком о массивную рукоять собственного меча потерял сознание.

— Кто ж знал, — спустя время бормотал мечник, подставляя костру мокрые пятки.

— Эх ты, босяк-деревенщина, — бурчал сержант. — Господ в лицо знать надобно.

Повернувшись к потирающему ушибленную макушку юноше, громогласно продолжил:

— Я с вашим батюшкой, бароном Фротом Гаори, до Гелейских гор дошёл. Знатный был вояка.

— Может, кто остался? — с надеждой спросил парень.

— Может и остался кто, пока немытые их в овраге не добили, — ехидно съязвил Уги.

Его новоиспечённый знакомец, шмыгая носом, нервно теребил подол сюрко:

— А дядя… граф Ига?

— И графьёв туда же. Всех в овраг, — Уги смачно сплюнул.

— Что ты болтаешь… — цыкнул сержант, гневно нахмурив брови.

Но мечник лишь отмахнулся. Он явно был не в духе. Точно деревенщина — просчитаться дважды в день, сперва с сержантскими ботфортами, а теперь с сапогами этого молокососа. Уж если он и не разул раненого командира на поле боя, на что были свои причины, то само провидение требовало стащить обувку с юнца, прирезав у озера.

— А что? — зло бросил, почёсывая подгоревшую пятку, — с графьями и денежки наши туда же, в овраг. Тьфу ты, нечистая… Вот так поход, будь он неладен. Ни денег, ни сапог.

— Всё про деньги, десять карликов тебе в глотку, — негодовал Дрюдор.

— И кухню с Саечкой увели проклятые, — подал голос кашевар.

Уги знал, Долговязый жалеет не о старой кляче Сайке и не о телеге с большим походным котлом, а о припрятанном под облучком мешочке диковинных специй, что всюду возит с собой.

— Ладно… — выдохнул мечник. Остриём стилета поддел из углей дымящийся продолговатый клубень и насколько смог, деликатно предложил гостю: — Угощайтесь.

— Нет-нет, я не голоден.

— Выходит, направлялись в наш гарнизон? — поинтересовался Уги, остужая ароматную мякоть запечённого корнеплода.

— Да. Из Синелесья.

— Долгий путь. Ну, и куда теперь?

Юноша тоскливо пожал плечами. Было заметно — у него нет ответа.

Когда Уги приволок пленного к привалу и стал стягивать с него сапоги, сержант узнал молодого барона. Это действительно был Микка Гаори, племянник графа Иги и сын покойного Фрота Гаори, одного из известнейших и почитаемых генералов Первой Ступени. Парень следовал из родного поместья к дядьке в гарнизон, куда совсем недавно нанялся немногочисленный отряд Дрюдора.

Теперь доблестный граф лежит в овраге с коротким степным копьем в груди, а с его смертью — прощайте денежки.

Все молчали, глядя на огонь, и каждый размышлял о своем. Микка думал о покойном дяде, сержант прикидывал, где набрать новый отряд, а Уги мотал головой, отгоняя сон. Если догорит костер, к утру его босые ноги превратятся в сосульки. Только сытый Долговязый безмятежно храпел, развалившись у костра. Сухой можжевеловый хворост, временами потрескивая в жаре огня, поднимал над пламенем яркие светлячки искр. Вырвавшись на свободу, они быстротечно проживали короткую, но яркую жизнь, устремляясь вверх, в надежде подарить чёрному небу своё тепло, но тут же гасли и умирали, не оставляя после себя даже пепла.

Голова перестала болеть, но сон не приходил. Микка расседлал коня и неспешно побрёл к озеру. Усевшись на песок, плотнее укутался в плащ. Долго отрешённо смотрел на лунную дорожку, качающуюся на водной глади. Сегодня он, подающий надежды капитан королевской кавалерии молодой барон Туартонский Микка Гаори, остался на белом свете совершенно один. Дядя Ига, в детстве учивший его верховой езде, был последним прямым родственником и два с половиной года назад заменил парню погибшего отца. Теперь, потеряв дядю, Микка в свои неполные девятнадцать остался круглым сиротой. Он поднял взор к небу, посмотрел на звёздный ковёр и почувствовал себя крошечной песчинкой в безжалостном водовороте бед. И всё-таки, он не один. Стефа…

От раздавшегося всплеска парень вздрогнул. Напряг зрение. Рыба? До рези в глазах всматривался в озерную гладь.

Плеск повторился ближе. В лунном свете мелькнул темный силуэт. Микка медленно поднял руку, потянулся к мечу. Кочевники? Вряд ли. Степняки панически боятся воды. Хотя мало ли желающих поживиться чужим кошельком? Сейчас отчаянных пруд пруди.

Внезапно ухо уловило нежный шёпот:

— Красавчик.

Парень вскочил как ошпаренный:

— Что за…

Всплеск повторился. Микка повел головой. Тишина. Выхватил меч.

— Неужели ты сможешь меня убить? — раздался ласковый голосок с нотками любопытства.

Парень отпрянул. В лунном свете сверкнули белки огромных глаз. Отбросив за спину длинные густые волосы, обнажив тугие молодые груди, на выступающей из воды коряге сидела девушка и смотрела на юношу глубокими сверкающими как две звезды глазами.

— Тебя никто не целовал раньше? Хочешь, стану первой?

Меч выпал из рук.

— Микка Гаори, подойди же… — нежно звала красавица.

Воздух наполнился настолько сладким ароматом, что парень от наслаждения закрыл глаза. От пьянящего запаха кружилась голова. Так пахли в детстве кормилица и молоденькие служанки, позже девицы на постоялых дворах. Но этот был несоизмеримо сильнее. Он будоражил и возбуждал, таил в себе то, что юноша никогда не испытывал ранее, но подсознательно давно был готов познать.

Сквозь трели цикад и разноголосое кваканье тихо звучала мелодичная песня. Нарастая, наполняя пространство, вне времени и границ, прекрасная песнь струилась и разливалась над озером, словно её пела сама Вечность. Опустив отяжелевшие руки, испытывая неземное наслаждение, Микка тонул в её безграничной колдовской неге.

Очнулся, когда истошный визг, пронзив иглами слух, оборвал, казалось, бесконечную песню. Арбалетный болт, проткнув девичью грудь, вышел под лопаткой. Певунья, обнажив острые, тонкие словно иглы, зубы яростно шипела. Её кожа посинела, глаза налились кровью. Крючковатыми когтистыми пальцами легко выдернула наконечник из обвисшей груди. Удивительно, но крови не было. Рана мгновенно затянулась.