Летописи Ванильного некроманта. Том первый (СИ) - Тулинова Лена
— Чо-чо… Тебе там не скучно?
— Нет.
— А не грустно?
— Нет.
— И подраться не хочешь?
— Тебе чего надо?! — не выдержал обычно спокойный Бессвет.
— Скучно, — признался Ванильный. — И грустно.
— И подраться хочется? — уточнил на всякий случай однокрылый некромант.
— Не, вот без этого можно и обойтись. Просто в прошлый раз ты подраться хотел… вот я и уточнил. Я чего пришёл-то! Мы ночью на кладбище идём за огоньками. Пойдёшь?
Бессвет долго молчал. Смотрел по сторонам, щурясь на рассеянный серый свет — день выдался пасмурным. Ёжился, сутулился, сопел.
Но Теренций вежливо ждал — потому что уже сколько раз бывало, что не позовёшь или не дождёшься, и потом Бессвет обижается. А обиженный оперённый — это вам не лич голову дома забыл. Дерётся он больно. И быстро. Неправильно дерётся, в общем.
Так что Ванильный Некромант ждал.
— А огоньки-то вам зачем? — спросил Бессвет в конце концов.
Ему-то свет не требуется! Эх, зря позвал…
— Мама их зимой в банках держит, они ей светят. Чтобы уютнее. Ей нравится. Они вроде как спят, но светятся же!
— Ей нравится?
Бессвет ещё какое-то время размышлял. А потом сказал:
— Хорошо. Пойду. Встречаемся у ворот дома?
— Банку захвати, — деловито сказал Теренций и, пыхтя, полез обратно по склону.
— Не смотри вниз, это опасно, — сказал из сумки Гоша.
— А?
— Зачем мы сюда залезли вообще? Тут высоко.
— Высокоооо… Ты когда-нибудь хотел бы полететь, Гоша?
Теренций встал на самом краю обрывистой скалы под названием Соколиное Гнездо. Отсюда был отличный вид на долину: леса в их зрелой августовской красе, горы, серебристые в пасмурном свете, извилистая речка, маленькое озеро — всё было, как на ладони.
— Пойдём домой, — упрямо сказал Гоша.
— Дай ещё чуть-чуть помечать, — сказал Ванильный. — Когда-нибудь и я полечу. Будет здорово!
— Угу, полетел один такой… Пошли! Вдруг там этот твой пришёл… наверняка опять покалеченный и голодный.
— Почему это «опять покалеченный»? — удивился Теренций. — Он же говорил, что не ранен!
— А когда ты ушёл, выпил твоё бодрящее зелье и давай дыру на боку перевязывать, — наябедничал Гоша. — Пойдем, а? Мне не по себе от такой высоты…
В доме-на-семи-ветрах с утра пахло яблоками, корицей, пирогами. Пахло так, что у дверей кухни Матери Некромантов нет-нет, да и замирал кто-нибудь из её детей. Но никто не смел войти и попасться ей под горячую руку, опасаясь, что Мать оставит без сладкого. Ни один из её детей доподлинно не помнил, чтобы его действительно хоть раз оставляли без сладкого, но проверять не хотелось.
— Я есть Альфа и Омега… — не слишком уверенно кашлянул кто-то от распахнутого в летний сад окна.
— А я велела не врываться и не отвлекать меня, когда я готовлю! — рявкнула Мать Некромантов, яростно перемешивая ингредиенты для шарлотки.
И печальный Омегыч послушно испарился в воздухе.
С шарлоткой у Матери Некромантов были постоянные войны. И вечный вопрос: сделать несколько небольших или одну огроменную? Вот как раз сегодня она решила на пробу сотворить очень большую шарлотку, такую, чтоб в печь еле влезла, и очень переживала. Поднимется ли? Пропечётся ли?
Шарлотка поднималась, словно дышала, пропекалась и исправно источала ароматы.
— Альфа и Омега, — постучался в уголок окна настойчивый посетитель.
И уже начал прозрачневеть, когда Мать подняла руку.
— Стоять! Маг? Что умеешь?
— Маг, — промямлил Омегыч. — Некромант. Хотел у вас пожить, если не…
— Телекинез практикуешь?
Омегыч покивал.
— Вот с этого листа надо перекинуть шарлотку на ту доску. Выполняй.
— Почему я?
— Потому что мои дети знают, что в мою кухню просто так не суются, — пожала плечами Мать.
— Хорошо, матушка.
— Ещё раз назовёшь меня матушкой — больше здесь не появишься, — невозмутимо прорычала Мать Некромантов.
— А… эм…
Омегыч засучил рукава мантии, тут же соскользнувшие обратно. Приподнял руки, зачем-то зажмурился и напрягся. Его лицо покраснело, а надбровные дуги и нос побелели.
— Прилипла, — сказал он.
— Я те дам — прилипла! У меня пироги уже лет двести не прилипают, — возмутилась Мать.
Но шарлотка действительно не отставала от противня, и только объединив усилия, Мать Некромантов и её незваный гость с помощью двух лопат отделили упрямый пирог и перекладывают его на стол. И это были кухонные лопаты, если что!
— Больше никогда! — заявила Мать. И фартуком вытерла лоб. — Иди зови остальных — будем обедать. И не забудь вымыть руки!
— Маааам, — проныл кто-то из-под кухонной двери, — ну мааааам!
— Что?
— Пусть Омегыч останется!
— Я подумаю, — сказала Мать Некромантов. — Впрочем, на обед я его уже оставила.
Омегыч в это время стеснительно сковыривал с края противня яблочные подгорешки.
На ночь август вывесил полукружье луны на густо-синее небо — словно ломтик бисквита, и крошки звёзд рассыпал щедрой ладонью.
За кладбищем семья некромантов развела большой костёр. Пели под гитару, жарили сосиски на палочках. Иногда сосиска не выдерживала жара и, корчась, лопалась. И летела на угли. Выковыряешь её оттуда палочкой, а она уже обуглилась…
Ванильный Некромант всегда делал вид, что посиделки не любит. Садился чуть поодаль, подобрав длинные ноги, ставил рядом банку с огоньками, и лишь иногда отвечал на шутку — шуткой и на смех — кратким, пронзительным "хе-хе!"
Он считал, что это очень круто.
Но сегодня сосиски пахли так вкусно, и картошка в тёмной обугленной кожуре пеклась в углях, которые сгребли к краю костровища. И вообще, это была особенная ночь. Нечасто выдаются такие — когда звёзды, и тепло, и рядом сидят даже те, кого не так-то легко заманить на посиделки. К примеру вот Бессвет, который очень долго не соглашался идти собирать огоньки, или Омегыч, который чуть что — исчезал, словно чего-то боялся…
Так что Ванильный радовался как ребёнок — и хохотал до упаду, и ел, облизывая жирные пальцы, и подшучивал над младшими.
Еловые поленца стреляли в небо маленькими фейерверками, берёзовые — горели ровно и жарко, осиновые отдавали тепло нехотя, но зато долго держались и не прогорали, а сосновые сгорали особенно быстро и почти бесследно.
Крупная ночная бабочка стремглав подлетела к огню и опалила крылья. Упала возле ботинка Теренция и умерла. Воровато оглянувшись — не видит ли кто — Ванильный Некромант подобрал невесомое тельце, осыпающееся пыльцой и золой, и раскрыл ладонь, поднеся бабочку к глазам. Какая славная! Рисунок на тельце — "Мёртвая голова" — словно роднил ночную бабочку с его профессией.
Теренций вздохнул и прикрыл мёртвое насекомое второй ладонью, бережно, чтоб ненароком не раздавить, и пробормотал заклинание. На какое-то мгновение звёздное небо будто бы мигнуло. Смех братьев и сестёр словно сделался глуше, и даже искры костра показались тусклыми. Но что такое воскрешение бабочки? Пять минут печали, не больше.
Вот она вспорхнула с ладони и скрылась во тьме. Теренций Восьмой Августус подтянул колени к подбородку и шмыгнул носом, уставившись на угли костра.
Небо сыпало вниз острые, колючие звёзды. И когда Ванильный Некромант укладывался в своём домишке на скрипучую кровать, повсюду пахло звёздами и яблоками. Надо будет обернуть их на зиму в бумагу — яблоки в любой момент, а звёзды — когда остынут, думал Ванильный. А зимой можно развернуть и повесить на ёлку. И одну, самую чистую и яркую, непременно нацепить на шнурок и подарить матери…
Часть 1. Глава 3. Младший
— На этой неделе Теренций — младший! — объявила Мать Некромантов в понедельник. — За старшего — Теро-Теро!
— Не хочу быть за младшего, — заканючил Теренций. — Надо мной и так все подмастерья посмеиваются.
— Ничего-ничего, если тебе выпадет дошкольный возраст, я тебе дам маленькую серебряную лопаточку и разрешу сидеть в песочнице целый день, — коварно предложил Теро-Теро.
