Стивен Эриксон - Увечный бог

  Ши'гел пытался представить величину страданий Отатараловой Драконицы. Однако вскипавшие в нем соки угрожали душевному контролю.

  "Я еще слышу отзвук ее боли.

  Как может жизнь оказаться столь дерзкой, столь упрямой перед лицом бешеной злобы? Корабас, ты свилась ныне в пещере, подарке умирающего божества, ты лелеешь раны и тоску, ты сложила крылья, словно стараясь отгородиться от мира? Ты хранишь ненависть и злость, осадившие тебя в немногие мгновения свободы?

  Ты снова одинока, Корабас?

  Если бы приближение не убивало меня - я мог бы помочь тебе в кровавых небесах, на смертью мощеной дороге. Я присоединился бы к тебе сейчас. Чтобы положить конец одиночеству.

  Но все, что я могу - кружить в небе. Над теми, что призвали тебя, что сражались за свободу бога и спасение твоей жизни.

  Их я тоже не понимаю.

  Люди много чему могут научить К'чайн Че'малле.

  Я, Гу'Ралл, Ассасин Ши'гел из Блуждающего Гнезда Ганф'ен, смирен увиденным. Это чувство, столь новое и странное, наполняет меня сладчайшим соком.

  Я не знал..."

  Положив последний камень в продолговатую груду, Икарий стряхнул пыль с ладоней и медленно встал.

   Аблала глядел на воителя. Релата сидела неподалеку. Тот подошел к краю холма, поднял еще один камень и послал катиться вниз по склону. Потом оглянулся на могильник, взглянул на Аблалу. Утро выдалось солнечным, но на востоке громоздились тучи, ветер нес обещание дождя.

  - Ты все рассказал, друг?

  Аблала кивнул.

  Икарий утер струящиеся слезы - он долго рыдал над могилой. Но теперь лицо уже не искажено горем. Он пуст. Потерян. - Аблала, я - только я? - Он сделал непонятный жест. - Все мы - только мы и не более?

  Тартенал пожал плечами: - Я Аблала Сани и всегда им был. Ничего другого не знаю. Никогда не знал.

  Икарий снова смотрел на могилу. - Он меня защищал.

  - Да.

  - Но я не знаю, кто он!

  Аблала снова пожал плечами. Нет позора в том, чтобы оплакивать незнакомца. Аблала сам так много раз делал. Он опустил руку, взял черепок, поглядел на небесно-голубую глину. - Красиво, - пробормотал он, пряча осколок в пояс.

  Икарий взял оружие и встал лицом к северу. - В этот раз чувствую: я близко.

  Аблала подумал спросить, к чему близко, но смутился и тут же забыл вопрос. Он не верил, что вспомнит. Все тревожащие вещи уходят в одну сторону и никогда не возвращаются...

  - Рад, друг, что ты нашел любимую женщину, - сказал Икарий.

  Воин-великан улыбнулся Релате и получил в ответ каменный взгляд. Она ведь говорила, что вдвоем им было лучше. Но она женщина и едва они устроят секс, все будет хорошо. Всегда срабатывает.

  Когда Икарий двинулся в путь, Аблала подобрал полезный мешок незнакомца, повесил на плечо и пошел вслед за воителем.

  Релата догнала их вскоре, когда Аблала снова вытащил черепок и начал им любоваться. Икарий глянул на кусочек глины, остановился и посмотрел на оставленный могильник у холма. Он молчал и хмурился.

  Аблала готов был идти дальше, когда Икарий произнес: - Друг, кажется, я что-то вспомнил.

Эпилог I

Усевшись на камнях моста

Солдаты словно вороны глядели

Как когти были черные клинки

Глаза светили славой сквозь убийства копоть

Скрипя окованными сталью костылями

Я подошел с терпением калеки

И перед ними, пошатнувшись, встал

Едва дыхание переводя

Они смотрели смело, не таясь

Они сидели, ждали что скажу

- Пришел, - я говорю, - с рождения дороги,

- Пришел, - я говорю, - взять лучшее, что в нас.

Сержант рыжебородый подмигнул

Открылся рот, блеснули влажно зубы:

- Немногие дороги на земле

Нас к лучшему приводят, старина.

- Но вы прошли по всем путям мужчин,

Сказал я, - перед вами матери бежали

И дети. Неужели нет тропы

По коей может ковылять старик, такой как я?

Целитель стаи той был кости весь и кожа

Он мне ответил: - Старина, провел я век

В огне груди, где сердце ровно бьется

Меж легких; я по мускулам змеей

Скользил, я плыл в потоках крови, холодея.

Прошел я все пути, они ведут во тьму

В конце лишь воля остается нам

И воля может отдохнуть. Посмею, -

Он продолжал, - сказать, что места нет

Внутри нас, как ни ройся, ни ищи

Какие таинства ни пробуждай

Тому, что ты назвал столь дерзко "лучшим".

Затем солдат с лопатой и киркой

(Такой сумел бы форт за день построить!)

Неспешен в мысли, основателен во всем

На солнце поглядел и мне сказал:

- Напрасно не ищи в роскошных храмах

И не ходи в хоромы богачей

Мы грабили их часто, раз за разом

Мы плавили иконы и святыни

И плакали сокровища в огне

Рождая лишь улыбки вожделенья

И жажду долгой власти. Понимай:

Дороги вьются из неведомых эпох

Дороги в будущее манят нас, под ноги

Ложатся так покорно, не давая

Ключа к загадочным желаниям твоим

Ведь каждая на крови и костях

Проложена. Рабы сгибали спины

Вся жизнь была им смертным приговором

Звенели цепи страха и нужды.

Все, что мы строим, рушится однажды.

- Но где же, славные солдаты, я найду

Все то, что лучшего есть в нас, когда не в плоти

Не в сводах храма и не на камнях

Которыми замощена дорога?

- Сумей ответить мы, - сказал сержант, -

Кровь не лилась бы горестным потоком

И лекарь мой целил бы раны взглядом

И труд рабов стал отдыха светлей.

- Сумей ответить мы, - сказал сержант, -

Вороны б голодали повсеместно

Мы когти бы забросили в болото -

Пусть боги подерутся, если воля их.

- Но мы не находили никогда

То лучшее, что в нас, до сей поры.

- Но почему? - спросил я, потерявшись

И он сказал: - Мы на мосту сидим

С прихода блеклого рассвета. Наш насест

Уныл и скучен, выщерблен шагами

Однако же высок - тебя узрели искрой

На горизонте, размалеванном зарей

- Мучительно ты ковылял, и мы рыдали

Дивились, отчего в тебе такая воля

Но ты пришел, согбенный, с костылями

Сказал, что ищешь лучшее, что в нас.

- И лучшее, что в нас, мы в миг один узрели