Gita Ogg - Навсегда твой

— Папа, — пролепетала Лили. — Зачем ты обидел маму?

— Что? — я отстранился и посмотрел на дочь.

Она погладила меня по голове и сказала,

— Я знаю, что когда мама пытается убедить меня в том, что мне и так известно, насчёт того какой ты хороший и всё такое, это означает, что ты обидел её. Но вчера она повторила это семь раз, я посчитала. Что ты сделал, папа?

Я провёл ладонями по лицу и взглянул на дочь.

— И часто она так говорила?

— Последнее время часто, но чтобы так — никогда раньше.

Я обнял Лили и погладил её по спине. Монстр, душивший меня, теперь ещё и язвительно хихикал. Даже ребёнок способен видеть то, чего я увидеть не в состоянии. «Последнее время часто» — эти слова отдавались глухой болью в сердце. Я выдохнул и сказал,

— Да Лили, я обидел маму, но я клянусь, что всё исправлю.

Лили вдруг прижалась ко мне и всхлипнула. Моя дочь снова стала самой собой — маленькой девочкой, отчаянно нуждающейся в моей защите. Она зарылась лицом в мою мантию и стала рассказывать,

— В Хогвартсе здорово, тётя Минерва учит меня разным интересным вещам. Ученики очень смешные и пытаются играть со мной, как будто я какой-нибудь малыш, а я управляюсь с лестницами лучше них самих и могу превратить их нос в картошку и обратно их же собственной палочкой.

Я усмехнулся, а она снова всхлипнула.

— Но я хочу домой, папа. Пообещай, что ты вернёшь нас домой.

Это «нас» воткнулось, словно остриё ножа. Я так долго считал, что моя Лили ещё ребёнок и старался оградить от всего, что, по моему мнению, не годится для детей, а она, оказывается, уже успела повзрослеть и понять много больше, чем её глупый отец.

— Обещаю, — сказал я.

Лили заулыбалась, чмокнула меня в щёку и упорхнула в сторону замка. Я отправился следом. Если я получил такое от дочери, чего же мне следует ожидать от профессора МакГонагалл? Всё, что я выстроил на бумаге, теперь казалось нелепым и ненужным.

Профессор приняла меня холодно и официально. Указав на кресло напротив, она сказала,

— Я согласилась выслушать тебя только из уважения к твоим прошлым поступкам, Северус, а ещё потому, что не могу вытащить из Эни не единого слова. Может, ты объяснишь мне, что происходит?

Я задумался и осмотрелся. Кабинет директора. Сколько воспоминаний связано с ним и ни одного хорошего. Подобно мне в прошлом, Минерва также ничего не меняла здесь. Только огромный портрет Альбуса появился на одной из стен. Как и профессор МакГонагалл, он смотрел на меня, нахмурившись, и видимо тоже ждал ответа. Мне было бы проще, если бы встреча состоялась в каком-то другом месте. Здесь всё грозило провалом. Я взглянул в окно и сказал,

— Я бы мог начать с оправданий, профессор, но я не стану этого делать. Нет таких оправданий, которые я сам мог бы определить, как достаточные. Придя к Вам, я преследую только одну цель — исправить всё, что случилось и ради этого, я даже готов признаться, что мне нужна Ваша помощь.

Похоже, профессор была обескуражена.

— Я не знаю, чем помочь, — развела она руками.

— Расскажите мне об Эни. Кто были её родители? Чего она боится, и почему Вы сами не говорите ей, что Вы ей не чужая?

Профессор глубоко вздохнула.

— Хорошо, — сказала она. — Я расскажу, но только ради моей девочки. Она погибнет без тебя, уж слишком прочно ты обосновался в её сердце. Я никогда не понимала её странной тяги к тебе, но раз уж с этим ничего нельзя сделать, то пусть это хотя бы доставляет ей радость.

Глава 18

— Наверное, нужно начинать с самого начала, — сказала Минерва, сняла очки, положила их рядом с собой на стол и чуть прикрыла глаза, откинувшись в кресле. — Отец Эни родился позже меня всего на несколько часов, но с самого детства между нами пролегла огромная пропасть. Он был очень похож на нашу мать в своём стремление всегда быть словно бы над всеми. А я вообще не знаю, в кого пошла, меня раздражало ханжество, высокомерие и снобизм моей семьи, граничащие с фанатизмом. Безусловно, это обернулось для меня тем, что я стала изгоем в собственном доме, в то время как Квирин пользовался безграничной любовью. Я с нетерпением ждала отъезда в Хогвартс, но известие о том, что в поколения и поколения слизеринцев затесался один гриффендорец, добило мою мать окончательно. Поскольку она не могла отказать мне в праве возвращаться домой на каникулы, она написала, чтобы, по крайней мере, Рождество я проводила в школе. За время учёбы наши отношения окончательно разладились. После окончания школы, я встретила одного человека, вышла замуж и сбежала с ним в Уэльс лишь бы не быть обязанной снова видеть постные мины родственников. Но моё счастье не было слишком долгим и безоблачным, и пришлось возвращаться. Я несколько недель жила в гостинице, не решаясь показаться на глаза матери и зная какое унижение меня ждёт.

Минерва мельком взглянула на меня. Я старался даже дышать неслышно. Раньше мне и в голову не приходило, что у этой женщины может быть своя непростая история. Мне, как и любому другому мальчишке из тех, кого я знал, казалось, что профессор МакГонагалл такая же неотъемлемая часть Хогвартса, как, например, школьные привидения, а позже я даже не утруждал себя подобными раздумьями. Профессор продолжила.

— Но к моему великому изумлению, на третьей неделе я получила письмо от брата, в котором он сообщал, что знает о моём возвращении и предлагает поселиться у него в доме, избавившись, таким образом, от необходимости объясняться с матерью. Я поехала только из любопытства, очень уж странным показалось его послание. Я предполагала, что за те пять лет, что я не видела Квирина, он уже женился на девушке, которую чуть ли не с первого класса определила для него мать. Но в доме брата меня ожидал ещё больший сюрприз, там хозяйничала девушка, не имеющая ничего общего с колдовским миром. Брат сказал, что так и не смог признаться матери, и та думает, что он отправился жить и работать во Францию. От удивления я решила остаться у них ещё на некоторое время. Меня мучал вопрос, что нашёл мой строгий эгоистичный и безумно самодовольный брат в этой девушке. Эни была мила, но отнюдь не красива, к тому же в ней не было ни капли магии.

Я дёрнулся. Профессор кивнула и потёрла дужку очков, не поднимая на меня взгляда.

— Её звали Эни, Квирин назвал дочь в её честь. Но обо всём по порядку.

— За те дни, которые я провела в их доме, я и сама привязалась к Эни. Её не страшила никакая работа, я никогда не видела, чтобы она грустила, она относилась с безграничной нежностью к брату и писала потрясающие картины. Вроде они были самым обычным магловским творением, но я могла смотреть часами, в них было что-то такое, что зацепившись за краешек души уже не отпускало. Ко мне Эни относилась так, словно я была её собственной сестрой. Благодаря этой немного сумасшедшей девушке я впервые ощутила себя дома.