Эрик Эддисон - Змей Уроборос

Кориниус разразился смехом, но Князь Ла Фириз вспыхнул от гнева, нахмурился и сказал: — Только рабы, милорд, смеются над пьяницами.

— Тогда сиди молча, Князь, — сказал Кориниус, — иначе тебя самого так назовут. Что касается меня, то я смеюсь над своими мыслями, и нет среди них ни одной низкой.

Но тут Корсус вытер лицо и громко запел:

Как пью я винны соки,Печаль на ум нейдет.На что искать заботы,Хлопот, сует, работы,Желаешь или нет,А все конец придет.Почто ж нам суетиться?Мы Вакха позовем:Не смеет к нам явитьсяПечаль, когда мы пьем.

И Корсус опять тяжело упал на стол. А карлик, над чьими шутками лорды смеялись только тогда, когда сами не были их мишенью, подпрыгнул вверх и вниз, и закричал: — Слушайте, слушайте, чудо, чудо! Пудинг запел. Эй, рабы, несите сюда две больших тарелки, потому что вы положили блюдо прямо на стол. Одной слишком мало, чтобы вместить такое количество воловьего сала и крови. Быстрее, и взрежьте его, прежде чем пар прорвет кожу.

— Я сам сейчас тебя взрежу, мерзавец, — крикнул Корсус, вскакивая на ноги; он схватил карлика одной рукой за запястье, а второй изо всех сил ударил его по уху. Карлик запищал и так сильно укусил Корсуса за палец, что тот выпустил его руку; и карлик убежал из зала, а вся компания весело рассмеялась.

— Вот убегает глупость перед мудростью, хранящейся в вине, — сказал Король. — Принесите мне икры, красной и черной, и жареные хлебцы. Пейте, Князь. Трамнианское красное — густое как мед, и направляет мысли к философии богов. Какая в сущности пустая вещь — честолюбие. Оно погубило Газларка, который вспыхнул, бросился в бой и кончил абсолютной пустотой. А что думаешь ты, Гро, философ?

— Ах, бедный Газларк, — сказал Гро. — Честолюбие охватило его сознание, и вот он, вопреки своим ожиданиям, разбит нами, Даже если бы он внезапно поумнел, и, вопреки всем ожиданиям, разбил бы нас, то и тогда он был бы даже дальше от исполнения своих страстных желаний, чем тогда, когда впервые вышел в мир. В Зайё Закуло у него было все: еда, питье, прекрасные сады, бесценные сокровища, музыканты и красавица жена, довольство и покой на всю оставшуюся жизнь. И, в конце концов, каким бы курсом мы не шли по жизни, приходит забвение, и мы бросаем якорь в порту, навсегда. Сухие лавровые или кипарисовые листья, и горсточка праха. Вот и все, что остается. Больше ничего.

— С печальным лицом я говорю это, — сказал Король. — Того считаю я мудрым, кто, как Красный Фолиот, не гоняется за счастьем и не испытывает волю богов, пытаясь исполнить свои честолюбивые мечты.

Ла Фириз откинулся на спинку трона, положив локти на низкие подлокотники; его руки свободно свисали по сторонам. С высоко поднятой головой и недоверчивой улыбкой он слушал слова Короля Гориса.

Гро сказал на ухо Корунду: — На дне кубка Король нашел странное добросердечие.

— Я думаю, что мы с тобой устарели и вышли из моды, — шепотом ответил Корунд. — Смотри, мы не пьяны, ибо ты пьешь в меру, и это хорошо, а я у меня на поясе есть аметист, который не дает мне опьянеть, сколько бы вина я не выпил.

Тем временем заговорил Ла Фириз и сказал: — Вам нравится шутить, о Король. С моей стороны я бы обрадовался, если бы на моих плечах вместо головы была эта большая дыня без всяких честолюбивых желаний.

— Если бы ты не был нашим драгоценным гостем, — сказал Кориниус, — я бы сказал, что ты говоришь как простолюдин. Ведьмландия не хвастается, но может позволить себе говорить с гордым смирением, как говорит наш Лорд Король. Индюки ходят важно и кулдыкают, орлы правят миром.

— Жаль мне тебя, — презрительно сказал Ла Фириз, — если даже такая жалкая победа вскружила тебе голову. Гоблины!

Кориниус нахмурился. Корсус хихикнул и сказал самому себе но так громко, что услышали все. — Гоблины, неужели? Это была бы игрушка, если бы они были. А, вот именно: если бы они были.

Лоб Короля стал как черное грозовое облако. Женщины затаили дыхание. Но Корсус, не ощущая приближающейся бури, ударил кубком по столу и сонно затянул с мрачным видом:

Когда птицы в глубокую воду нырнут,А копченые рыбы на небо вспорхнут,Когда вспыхнет вода и замерзнет огонь,И повиснет на ветке зажаренный конь…

Он громко икнул и заснул.

Разговор прекратился. Лорды Ведьмландии, напуганные взорами Короля, склонили головы, боясь глядеть ему в лицо. Но тут заговорила Презмира, и музыка ее голоса зазвучала, как освежающий душ: — Песня милорда Корсуса, — сказал она, — подарила мне надежду найти ответ на один философический вопрос; но, как вы видите, Вакх забрал его душу в Элизиум, и я боюсь, что сегодня ночью из его рта не выйдут ни правда, ни ложь. А вот мой вопрос: правда ли то, что все животные на земле имеют родичей в море? Милорд Кориниус, или ты, мой драгоценный брат, не могли бы просветить меня?

— Мадам, так ныне признано, — ответил Ла Фириз. — Взгляни сама и увидишь множество замечательных образцов: морская лягушка, морская лисица, морская лошадь, морской лев и морской медведь. Насколько я знаю, варварские народы Эсамосии ловят морских мышей, толкут их в ступках, смешивают с плотью животного, называемого океанский бык, солят, добавляют чеснок и едят с большим удовольствием.

— Фу! быстро расскажите мне что-нибудь другое, — крикнула Леди Срива, — прежде, чем я представлю себе это ужасное блюдо. Эй, слуга, принеси мне вон те персики и солнечный изюм, они излечат меня.

— Лорд Гро расскажет вам все это лучше, чем я, — сказал Ла Фириз. — Хотя я с большим почтением отношусь к философии, но, признаюсь, всегда ленился изучить ее. Много раз я охотился на барсука, но так и не знаю ответ на вопрос одного доктора: действительно ли ноги с одного бока короче, чем с другого. И, несмотря на множество съеденных миног, я до сих не знаю, сколько у них глаз: два или девять.

Презмира улыбнулась. — О мой брат, я боюсь, что ты слишком погряз в делах правления, и эти изящные изыскания остаются вне твоего поля деятельности. Но есть ли птицы под поверхностью моря, о милорд Гро?

— В реках, конечно, но это самые обычные птицы, которые гостят там какое-то время, — ответил Гро. — Я сам находил их зимой в Верхней Чертландии, спящими на дне озер и рек, парами, крыло к крылу, клюв к клюву. Но весной они снова оживают, и леса наполняются из радостным пением. А что касается моря, то есть и морские кукушки, и морские дрозды, и морские воробьи, и многие другие.

— Это очень странно, — сказала Зенамбрия.

Корсус, не открывая глаз, запел:

Когда колдуны колдовать перестанут,Когда пауки безобидными станут.

Презмира повернулась к Корунду. — Милорд, разве ты как-то не утверждал, что жаба и паук в схватке отравят друг друга, а милорд Гро доказывал обратное?