Джеймс Кейбелл - Таинственный замок

Флориану размышления Фрайдис показались пустой болтовней. Чтобы тактично перевести разговор в иное русло, герцог принялся внимательно рассматривать четверых еще не рожденных младенцев. Одна фигурка имела несколько крючковатый нос, напоминающий птичий клюв. Он похож на попугая, улыбаясь, сообщил герцог Королеве. Устало пожимая плечами, Фрайдис сухо ответила, что и остальные вскоре станут походить на эту пиратскую птицу.

Очень жаль отрываться от столь приятной и интересной беседы, но надо возвращаться к вопросу о мече Фламберж. Фрайдис могла выполнить просьбу герцога, а могла и отказать. Ее решение зависело от того, какой вред он собирался причинить кому-либо с помощью меча. Флориан, пришелец из веселого и светлого мира людей, собрался с мыслями и чистосердечно поведал Королеве Антана, что лишь Фламберж способен пролить кровь Ленши. Только так герцог мог принести в жертву Жанико своего еще не рожденного ребенка, согласно древнему ритуалу, и избавиться от жены.

Выслушав рассказ де Пайзена, Фрайдис выразила искреннее негодование, ведь ребенок тогда будет избавлен от всех земных несчастий, а женщина пострадает. Неужели сумасшедший в зеленом костюме предполагает, что Королеву Антана, веками творившую зло, можно ввести в заблуждение и заставить проявить милосердие?

Герцог настаивал, что милосердие отнюдь не входит в его планы. Флориана угнетала необходимость спорить о чем-либо в этом сером, туманном, бескрайнем месте, где слова казались лишь шепотом. Кроме того, он был захвачен врасплох тем, что вынужден доказывать поступок, не имея достаточно убедительных прецедентов. Вслух – точнее не совсем вслух, а еле слышным в тумане голосом – герцог пытался убедить Фрайдис, что лишая себя любимой жены, человек совершает ужасный поступок, ибо делает несчастными всех зрителей убийства. – Женщины, естественно, будут смертельно напуганы – ведь их мужья могут последовать моему примеру. Мужчины же почувствуют себя трусами от того, что не они, а кто-то другой решился сделать то, о чем они так часто втайне мечтали.

Фрайдис интересовало, всегда ли женатые мужчины в глубине души испытывают желание убить своих жен? Нет, далеко не всегда: некоторые женщины могут неделями не вызвать у мужей таких мыслей. Большинство мужчин с годами более или менее смиряются с женскими недостатками. Будем же логичны! Кого больше всего на свете ненавидит любой мужчина?

Фрайдис, вся окутанная тускло-золотым сиянием, села на софу, положила под поясницу одну из многочисленных серых подушечек и задумалась. Кого больше всего на свете ненавидит любой мужчина? Ну, того, кто чаще всего раздражает его, с кем он постоянно ссорится, чьи недостатки видятся ему в самом невыгодном свете, и, наконец, в чьем присутствии он чувствует себя неуютно.

Да, именно так. Кто же является таким человеком в жизни любого женатого мужчины? Вопрос риторический. На него не надо искать ответа, как не ищут большинство мужей. Они позволяют себе лишь на долю секунды задуматься над ответом, и никогда не сосредоточивают на нем все свое внимание. Но и они испытывают чувство зависти, когда кому-то рядом посчастливится избавиться от своей благоверной, и утешают себя мыслью, что однажды и их подруги жизни отойдут в мир иной. Флориан не знал, какие еще доводы привести в обоснование своей правоты. Нет, мадам должна признать, что помочь джентльмену освободиться от супруги – вовсе не филантропия.

Его пример действительно заставит большинство мужей испытать дискомфорт от собственной нерешительности и навязчивые мечты о возможности последовать ему не оставят их до конца дней.

Фрайдис, затерявшаяся в бесчисленных подушках, признавала, что в словах герцога проглядывало рациональное зерно. Возможно, он и не собирался вовлекать ее в акт милосердия, освобождая младенца от превратностей судьбы.

Мадам, не стоит делать скоропалительных выводов. Будем же логичны! Невинный младенец, который не способен еще мыслить, не узнает, что для него смерть – освобождение. Он не выразит благодарности и не получит эстетического удовольствия от впечатляющей церемонии принесения жертвы согласно древнему ритуалу. Скорее он будет возмущен причиненной болью. Но свидетели действа и все, кто услышит о нем, испытают душевную боль. Отец, который спасет своего ребенка от всех мирских страданий, нанесет огромный вред окружающим. Он подаст пример, основанный на доводах здравого смысла, но люди не оценят его поступок.

Они перевернут все с ног на голову и вместо проявления отцовской заботы увидят лишь гнусность убийства. В то же время люди будут несчастны, ибо со всей своей склонностью к критике и порицанию ближнего, они не смогут отрицать тот факт, что младенец избавился от всех страданий и тягот. Какой профессиональный лжесвидетель, мадам, где бы то ни было, в суде, в политике, на любой трибуне наберется наглости заявить, что жизнь – это не длинная череда разочарований, разбавленная всевозможными муками? Разве вы не согласны, что нигде на земле, кроме дома для умалишенных нельзя найти абсолютно счастливого человека? О каком достоинстве может идти речь в мире, куда мы попадаем столь неприглядным способом, как роды, и который покидаем подобно падали? Какой верующий в бога отец, взглянув на все страдания, что мы бесплатно получаем в земной жизни, и которые навлекаем на себя в следующей, не испытает угрызений совести перед своим чадом?

У отца возникнет единственно верное стремление – спасти младенца от злого рока. Но в большинстве случаев мужчина не отважится подтвердить слово делом и обречет себя на вечные угрызения совести – его сознание и лучшие инстинкты, одобряющие убийство, вступят в противоборство с желанием видеть продолжение себя в своем ребенке. О, люди будут жестоко страдать, находясь перед ужасной дилеммой – проявить милосердие или эгоизм?

Родители будут вздрагивать при виде полицейского, трусость поселится в их сердцах и отвратит многих отцов от выполнения их прямых обязанностей. Они не смогут избавиться от чувства самоосуждения, презрения к себе за собственную слабость. О, мадам, они никогда не станут более счастливыми. Поэтому вы должны признать, что принесение в жертву младенца согласно древнему ритуалу отнюдь не филантропия, как это может показаться на первый взгляд. Конечно, здесь присутствует и крупица добра. Однако единственный, кто извлечет пользу – сам младенец, ибо он избавится от величайших мучений и всех жизненных невзгод. Люди же сочтут убийство несомненным злом, а следование примеру повлечет за собой зло еще большее.

Флориан говорил так убедительно, столько логики было в его словах, что в конце концов тускло-золотая Королева Антана улыбнулась ему из своего серого тумана и сказала, что он напомнил ей ее собственных детей. Он очаровывал словами, умело использовал звучные фразы. Он походил на ее детей, на детей, которых она жалела. Здесь Фрайдис вздохнула.