Дмитрий Баринов (Дудко) - Путь к золотым дарам

Шишок с довольным видом стоял под деревом, широко отведя лохматую руку: мол, входите, гости дорогие! А Сигвульф в душе досадовал, что такой подвиг боги доверили не ему, а глуповатому лесному троллю, и потому, несмотря на усталость, в одиночку повалил хворостяное чучело, разрубил верёвки и извлёк из него троих едва живых от тесноты и страха словен. Их потомки рассказывали о росском храбре по имени Победный Волк[25], который боролся с самим Чернобогом, взявшись за пояса, и вызволил людей, проглоченных волохом-великаном.

В небе над Соколиной горой стоял шум: клёкот, рёв, карканье. Падали с неба перья: золотые орлиные и чёрные вороньи. Сияющий золотом диво-зверь клювом и когтями отбивался от трёх воронов, готовых сжечь его огнём своих глаз. Только не мог этот огонь одолеть доброго света, окружавшего солнечного зверя — одного из тех, что запряжены в небесную колесницу Даждьбога. А силы богинь были уже вымотаны борьбой с упорными росами, на которых и тройной смерти оказалось мало. Наконец три богини не выдержали и под свист и смех людей обратились в бегство, преследуемые грифоном. Две огненные ограды, оставленные без присмотра, быстро распались и погасли.

Всё это время Морвран в своей пещере терпеливо ждал. Поджечь чучела можно было только после сложного ритуала. Но вот в Звенигороде его уже окончили, а волна тёмной силы из Богита всё не приходила. И тут над горами загремел хохот лешего. Царь друидов послал мысленный вопрос Бесомиру, но натолкнулся в его мозгу на хаос, вызванный страхом. Лишь подслушав мысленный разговор Миланы с Вышатой, Морвран понял, что произошло на Богите. Бежать? Ну нет, у Звенигорода ещё найдутся защитники, и такие, перед которыми дрогнут эти наследники сколотое.

Росы на площади и на городище с трудом стряхивали с себя оцепенение. Вот что значит — выстоять! Не рубиться, не стрелять — просто стоять и не дрогнуть, не бежать, не сдаться, когда на тебя надвигается само пекло. Для воина, особенного молодого, это хуже любого боя. Но выстояли все: и многотерпеливые венеды, и степняки, не считающие бегство позором. Тени нурских воинов довольно усмехались: нет, не измельчал народ!

Росы уже были готовы снова броситься на приступ и покончить с засевшими в священном городе врагами. Но тут в ночном воздухе над головами стоявших на валах бастарнов и языгов появилось что-то вроде тумана, переливавшегося в лунном свете. Потом из тумана стали проступать полупрозрачные фигуры. Воины в кафтанах и башлыках, длинноволосые и бородатые, конные и пешие, с торитами и акинаками у пояса. «Сколоты! Траспии!» — радостно закричали дреговичи и северяне. Но призрачные воины грозно нацелили на своих потомков и их союзников стрелы, дротики, копья.

То были духи траспиев, павших в бою с Балором. Души испепелённых его взглядом давно уже были в Ирии. Но те, кого этот взгляд лишил силы и мужества, по смерти стали рабами друидов и охранниками захваченного теми Звенигорода. Они не раз отражали нападения сарматов, словен, германцев, но использовать неупокоенных траспиев против их сородичей друиды рискнули лишь теперь.

Призраки нуров, завидев над городом тени своих давних противников, нацелились в них из луков. Ещё миг — и закипит бой мёртвых между собой и с живыми. Бой, в котором живые будут опозорены, решатся ли они поднять оружие на собственных предков или отступят перед ними.

Траспии и не узнали бы в лесовиках своих потомков, если бы не знамя с золотым львом. А на ненавистных сарматов и вовсе не задумались бы обрушить своё оружие, от которого не спасали никакие доспехи. Но среди этих сарматов был златоволосый царь, а в руке его — величайшая святыня Скифии, и золотой луч уже бил из неё, рассеивая ночную тьму. Никто не смел первым пустить в него призрачную стрелу. Ардагаст помнил, как некогда траспии предали великий союз сколотое, и готов уже был направить на них солнечное пламя. Но тут его руки коснулась Мирослава:

   — Ты можешь навсегда сжечь их души, царь. Но лучше освободи их — открой им путь в Ирий.

   — А они того заслужили? Где они были, когда гибла Великая Скифия?

   — Но ведь они пали за светлых богов и тем искупили свою вину.

   — Добрая ты, Рыжуля, — улыбнулся царь.

   — Мы, венеды, все добрые. И не злопамятные.

Царь обернулся спиной к воинам-духам, направил золотой луч в небо, и тот протянулся вдоль усеянной звёздами дороги, по которой летят на юг, в Ирий, птицы каждую осень, а праведные души — весь год. Призрачные всадники поскакали по ней, следом потянулись пешцы, и не могли их удержать никакие заклятия друидов. Дреговичи с замершими сердцами следили. Нет, не падают звёзды. Значит, никто из пращуров не сорвался с небесной тропы, не попал вместо рая-Ирия в пекло.

   — Прощены, — вздохнул Вячеслав. — Видел, сынок: первым поскакал наш предок, последний царь траспиев?

   — Разве они виновны, что не устояли перед взглядом Балора? — возразил Всеслав.

   — Разве сунулись бы сюда волохи со своим кривым страшилом, если бы великое царство было единым, а золотые дары — не растаскаными? — сурово ответил Вышата.

Славобор тряхнул рыжими волосами, повёл плечами, словно собираясь в пляс.

   — Ох и застоялись мы! Ну что, волохи, Ягины храбры, Чернобожьи могуты, не за кого больше прятаться? Так попробуйте наших мечей!

С двух сторон бросились росы на последний приступ. Бастарны и языги, всё это время спокойно стоявшие за огненными стенами, устали гораздо меньше росов и могли бы ещё долго обороняться. Только неоткуда было воинам Трёхликого взять душевных сил для этого. Многое может дать Чёрный Бог, кроме одного: желания отдать жизнь за него. Окончательно потеряли мужество его воины после того, как в воздухе над ними появился огромный красный сокол, чьё тело, казалось, состояло из одного пламени и рассыпало вокруг себя искры.

   — Рарог, Перунова птица! Гони бесовых слуг с Соколиной горы! — радостно закричали венеды.

Сокол раскрыл клюв, и оттуда ударили в город сразу пять молний. Они не поразили ни одного человека — лишь разбили на куски все пять каменных кельтских идолов. И тогда, ещё прежде чем тараны вышибли ворота города, его защитники разом побежали, бросая оружие, позабыв о чарах. Скатывались с валов, прыгали в Слепой яр, рискуя сломать кости — лишь бы спастись от этих воинов, неодолимых, как Солнце и Гром.

Не успевших скрыться изрубили и перекололи. В том числе и тех, кто пытался напоследок поджечь хворостяные чучела — не ради обряда, а просто по злобе. Морвран в своей пещере лишь презрительно скривился: убивать без пользы недостойно мудрого. Потом спокойно покинул пещеру и, сопровождаемый лишь двумя пёсиголовцами, скрылся в ночных дебрях.