Дмитрий Билик - Жестяная корона (СИ)

— В смысле?

— Ну доказано, как-то сравнивали скелеты людей разных эпох и пришли к выводу, что с каждым веком человек растет на несколько сантиметров. Ты никогда не был в музеях?

— Был, конечно.

— Я вот была с папанцем один раз в Испании, мы тогда зашли в какой-то музей. Вот помню, меня и удивило больше всего, что там стол, стулья, даже кресло такие маленькие, словно детские.

— А почему человек растет? — спросил Иван.

— Я откуда знаю, — пожала плечами Лена. — Может климат, экология, да мало ли чего. Ты бы лучше подвинулся, а то я сейчас слечу с этой колымаги.

Иван замолчал и стал смотреть по сторонам. Отряд уже спустился вниз и переправился по ветхому мостику. Со слов разговаривающих между собой солдат, это была Равнина. С виду обычное поле, растянувшееся до самого горизонта, ничего такого, в России подобного добра навалом. Но, судя по всему, средневековым жителям равнина внушала благоговейный трепет. Они даже старались говорить тут вполголоса. Брали бы лучше пример с квика, вот уж кому было все равно на окружающую реальность, а может, и бессонная ночь взяла свое. Лена свернулась калачиком и бессовестно засопела, подсунув один из мешков под голову.

Иван сам находился на периферии реальности и дремы, но сон все не шел, поэтому сын бога просто лег и уставился на небо. Даже цвет тут был другой, навязчиво голубой, словно специально режущий глаза. А может, именно таким и должно быть небо? Иван попытался вспомнить, когда в своем мире последний раз поднимал голову вверх, туда, к звездам, и не вспомнил. Все больше глядел под ноги или перед собой, а своего родного неба так и не запомнил.

На Ивана только сейчас накатила хандра, настоящая исконно русская тоска по дому, с обшарпанными стенами и пропахшим кошачьей мочой подъездом, по городскому парку, почти без мусорок, с редкими работающими фонарями и кричащими вразнобой из летних кафе эстрадными певцами. По родине в целом — по ее неумытой, неулыбчивой, иногда сердитой, физиономии, уставшей от всех бед, которые свалились на нее и продолжают сваливаться, но такой своей и оттого родной.

Как ни странно, эта тягучая ностальгия, засасывающая подобно водовороту, принесла неожиданное облегчение — веки сына бога от кровосмешения со смертной сомкнулись, и Иван, несколько раз вздрогнув, погрузился в мучительные и вместе с тем такие приятные воспоминания. Ему снова было пятнадцать — он еще жил с родителями. Близилась вторая проверка Шлемом, и отец всячески испытывал его, думая, что постоянные тренировки не дадут пропасть его способностям. И не сказать, чтобы папа уж очень уж оказался не прав. Их дом был завален мелкими железками, именно для этой цели. Вечером они «играли» — строили из железок башню, не прибегая к помощи рук. Вся сложность была в том, что при каждом новом элементе, удерживать конструкцию становилось все труднее. И это его невероятно злило. Он мог поднять вес в несколько раз больше, чем отец — магнетик второго уровня — но вот не дать упасть десятку разномастных деталей… Это было посложнее. Папа говорил, что причина в концентрации, вроде, он должен постараться изучить каждый элемент в отдельности, чтобы тот словно хранился в мозгу на отдельной полочке. Но из этого ничего не получалось.

— Давай попробуем еще раз, — предложил отец.

— Давай, — без особого энтузиазма ответил он.

Едва шевелящаяся змея, качающаяся из стороны в сторону, словно под колдовскими чарами индийского факира, выстроилась довольно быстро и высоко, почти до потолка. Ваня даже мысленно улыбнулся: ну что теперь па скажет? Но тот глазами поднял новую деталь и приложил ее сбоку к шатающейся конструкции. Вот значит как, новые правила? Иван поднял железяку, стараясь не сводить глаз со всей махины, и приладил сбоку. Заняло его действие около минуты, поэтому, когда у отца ушло на то же самое секунд десять, Ивана это невыносимо разозлило. У него уже пот со лба тек в глаза, приходилось часто моргать, потому что каждое движение могло все разрушить. Парень поднял деталь, на долю секунды посмотрев на нее, и забыл про сооруженного железного монстра. В комнате послышался жуткий грохот.

— Давай еще раз попробуем? — предложил отец.

Вместо ответа Ваня с необыкновенной силой смял металлолом в один тяжелый железный шар и швырнул в стену. Вверх взметнулись клубы строительной пыли, но парень уже понял, что межкомнатная перегородка пробита.

— Ваня! Успокойся! Ваня! — кричал на него отец и бил ладонью по щеке. — Ваня! Ваня!

— Ваня! Ты в летаргический сон что ли впал? Тоже мне Гоголь. Просыпайся! — раскрасневшаяся Лена стояла над ним и молотила по щекам.

— А я, вроде, помню, что папа не бил тогда.

— Ты че, белены объелся? Какой папа?

— Римский. А я что, долго спал?

— Всю дорогу продрых.

— Экология, чистый воздух, все дела.

Ирония была вполне уместна. В воздухе пахло гарью, от которой свербело в горле, и чесался нос. Иван смотрел на недобитые жаром домики, сиротливо разбросанные вокруг. Словно стесняющиеся того, что они уцелели и стоят сейчас тут, среди обугленных руин. Психокинетик, никогда раньше вплотную не сталкивающийся с пожарами, вдруг понял, что огненной стихией тут управляли. Целью пламени было не спалить все дотла, а лишь сжечь несколько построек. Вот только зачем?

Среди всех выгоревших остовов хижин выделялся один, от руин которого уже не шел дым, а воздух местами плавился. Эти торчащие черные ребра некогда большого организма привлекли внимание и паренька, который даже слез с коня и подошел вплотную к пепелищу. Он пнул одну из обугленных деревяшек, и та глухо рассыпалась на части.

— Этот подожгли совсем недавно, — сказал паренек подошедшему долговязому.

Ивану вдруг причудилось, что он услышал еле уловимый звук, вроде легких ударов откуда-то снизу. Ему даже удалось себе объяснить, что это своего рода нежелание смириться с потерей единственного человека, который был ему симпатичен из местного населения. Ивану теперь кажется, что Иллиан все еще здесь, все еще рядом. Наверное, так и рождается феномен, известный в его мире, под названием «призрак».

Но оказалось, что лорд Эдвар тоже услышал что-то необычное. В любом случае, он с диким лицом повернулся к своим людям и сказал так яростно и громко «Молчать!», что у прожженных ветеранов лица стали подобны нашкодившим школьникам.

Когда наступила полная тишина над этим царством угля и золы, то уже все без исключения услышали тихие слабые удары по дереву — приглушенные и замогильные. Солдаты без приказа лорда кинулись к этому пепелищу, разыскивая хоть какую-то дверцу или крышку подвала, ведущую вниз, пока не нашли толстое кованное в полу кольцо. Кое-кто даже попытался схватиться за него, но с криком отдернул руку, железо хоть и не было уже раскаленным, но оставалось горячим.