Роджер Желязны - Ночь в тоскливом октябре

— Этого я и сам не знаю. Но я попрошу Серую Метелку показать мне. Потом покажу вам.

— Так и сделаем.

Мы шли дальше, и наконец пришли к склону того небольшого холма, который я определил как центр.

— Так это и есть то место? — заметил он.

— Приблизительно. Прибавьте или отнимите немного, в любую сторону. Я обычно не работаю с картой, как поступает большинство.

Мы немного побродили кругом.

— Просто обычный склон, — наконец сказал он. — Ничего в нем нет особенного, если только эти деревья не являются остатками священной рощи.

— Но это же молодые деревца. Мне кажется, они растут совсем недолго.

— Да, мне тоже. У меня странное ощущение, что в твоем уравнении все еще чего-то не хватает. Ты учитывал меня в этом варианте?

— Да.

— Мы уже обсуждали это. Если ты меня исключишь, то где окажется центр?

— По другую сторону холма и дальше, к югу и к востоку. Примерно на таком же расстоянии, как от вашего дома до точки через дорогу от дома Оуэна.

— Давай посмотрим.

Мы вскарабкались на холм и снова спустились с противоположной стороны. Потом пошли на юго-восток.

В конце концов мы пришли в болотистое место, где я остановился.

— Вон там, — сказал я. — Может быть, еще пятьдесят или шестьдесят шагов. Не вижу смысла залезать в грязь, если можно рассмотреть его отсюда. Здесь все выглядит одинаковым.

— Да. Ничего обещающего. — Он некоторое время осматривал местность. — В любом случае, — произнес он наконец, — это означает, что ты, наверное, все еще чего-то не учитываешь.

— Таинственный игрок? — спросил я. — Кто-то, кто затаился и не выдает себя все это время?

— По-видимому, дело именно в этом. Разве раньше так не случалось?

Я крепко задумался, вспоминая прошлые Игры.

— Попытки были, — сказал я. — Но другие всегда обнаруживали такого игрока.

— Почему?

— Всякое такое, — ответил я. — Кусочки, которые никак иначе не складываются.

— Ну?

— Игра уже почти в конце. Раньше никогда так надолго не затягивалось. Все обычно уже знают об остальных к этому времени, когда всего одна неделя осталась.

— В тех случаях, когда кто-то скрывался, как вы приступали к его обнаружению?

— Мы все знаем к моменту Смерти Луны. Если после этого что-то выглядит не так, и это можно объяснить только присутствием еще одного игрока, то уже достаточно возросла сила, чтобы произвести колдовские действия для определения личности этого игрока или его местонахождения.

— Тебе не кажется, что стоит попытаться?

— Да. Вы правы. Конечно, это не моя специальность. Хоть мне и известно кое-что обо всех этих действиях, но я сторож и расчетчик. Тем не менее я найду кого-нибудь другого, кто может попытаться это сделать.

— Кого?

— Еще не знаю. Мне надо сначала выяснить, кто владеет таким мастерством, а потом сделать ему формальное предложение, чтобы он поделился со мной результатами. Конечно, я с вами тоже поделюсь.

— А что если это будет некто, кого ты не выносишь?

— Не имеет значения. Существуют правила, даже когда вы пытаетесь убить друг друга. Если им не следовать, долго не протянешь. Возможно, у меня есть нечто необходимое этому лицу — умение выполнять дополнительные расчеты, или, скажем, вычислить что-нибудь еще, кроме центра.

— Что, например?

— Ну, место, где найдут труп. Место, где можно достать определенную траву. Склад, где находится конкретный ингредиент.

— Правда? Я ничего не знал о таких дополнительных расчетах. Насколько трудно их делать?

— Некоторые очень трудно. Некоторые легко.

Мы повернули и пошли обратно.

— Насколько трудно рассчитать местонахождение тела? — спросил он, пока мы поднимались на холм.

— На самом деле, это-то довольно просто.

— А что если ты попробуешь определить местонахождение того полицейского, которого мы сбросили в реку?

— Вот это уже сложно, поскольку здесь участвует много дополнительных переменных. Если труп просто переместили или если известно, что кто-то умер, но не известно где, — тогда это не очень трудно.

— Это действительно напоминает озарение, — заметил он.

— А когда вы говорите о своем предвидении, о способности предчувствовать, когда что-то должно случиться, или каким образом, или кто там будет присутствовать, — разве это не напоминает озарение?

— Нет. Я думаю, что это больше напоминает подсознательное умение использовать статистику на фоне достаточно хорошо известного поля деятельности.

— Ну, некоторые мои расчеты, вероятно, очень похожи на сознательный способ сделать то, что вы делаете подсознательно. Очень может быть, что вы просто интуитивный расчетчик.

— А этот трюк с нахождением трупа? Разве не озарение?

— Так только кажется со стороны. Кроме того, вы только что видели, что может произойти с моими расчетами, если мне недостает какого-то ключевого фактора. Вряд ли это можно назвать озарением.

— Предположим, я скажу тебе, что все утро меня тревожило сильное предчувствие, что один из игроков умер?

— Боюсь, это выше моих сил. Мне нужно было бы знать, кто это и некоторые обстоятельства. Я в действительности больше имею дело с фактами и вероятностями, чем с подобными вещами. Вы это серьезно, насчет предчувствия?

— Да, это настоящее предчувствие.

— А вы чувствовали то же самое, когда Графа проткнули колом?

— Нет. Но с другой стороны, я не думаю, чтобы его все-таки можно было считать живым, в прямом смысле слова.

— Увертка, увертка, — сказал я, и он уловил мою улыбку и улыбнулся в ответ. Наверное, понять другого можно только побывав в его шкуре.

— Ты ведь хотел показать мне Гнездо Пса? Мне стало любопытно.

— Пойдем, — ответил я, и мы пошли и взобрались на тот холм.

На его вершине мы немного побродили, и я показал ему тот камень, сквозь который нас втянуло. Надпись на нем снова превратилась в еле заметные царапины. Он тоже не смог ее разобрать.

— Тем не менее отсюда открывается чудесный вид, — сказал он, осматривая окрестности. — О, вон дом пастора. Интересно, принялись ли у миссис Эндерби те черенки?

Мне представлялась возможность. Наверное, я мог ухватиться за нее прямо сейчас и рассказать ему всю историю, от Сохо до сегодняшнего дня. Но я понял, по крайней мере, что удерживает меня от этого шага. Он напоминал мне одного моего давнего знакомого — Рокко. Рокко был крупным, вислоухим охотничьи псом, всегда веселым; радостно прыгая по жизни или завоевывая ее тяжким трудом, он всегда пребывал в таком прекрасном настроении, что некоторых это раздражало; и еще он был очень целеустремленным. Однажды на улице я окликнул его, и он без колебаний бросился через дорогу, не обращая на окружающую обстановку даже того элементарного внимания, которое свойственно любому щенку. Его переехала повозка. Я кинулся к нему, и будь я проклят, если он не выглядел счастливым при виде меня в те последние минуты. Если бы я не разевал свою пасть, он мог бы оставаться счастливым гораздо дольше. Так вот… Ну, Ларри не так глуп, как Рокко, но и он склонен к подобному энтузиазму, который долгое время подавляла стоящая перед ним большая проблема. Сейчас, по-видимому, он почти придумал какой-то способ решить эту проблему, и Великий Детектив в его нынешнем обличье очень его развлекал. Поскольку я не считал, что он может так уж много выдать, то вспомнил Рокко и сказал себе — к черту. Потом.