Алексей Кунин - Тихий Дозор

О необычных приступах ярости короля Феликс ничего не услышал. Правда, пару раз в разговоре упомянули Рене ван Гофта, некоего мага с далекого юга, ошивающегося при дворе. Однако, как понял Феликс, интерес к Могадо был вызван скорее его экзотичным происхождением, чем каким-либо определенным знанием. Ройс постепенно спускался от Торгового квартала вниз, к портовому району, заходя на полчаса-час во встречающиеся по пути таверны. Коня он, благоразумно, в это путешествие не взял, так что портовые кабаки встретили его чадящими у входов факелами: солнце давно зашло и припортовый район, прозванный в народе «гулящим», вскипал собственной, отличной от верхнего города жизнью.

Если в Торговом или ремесленном кварталах таверны, в основном, посещали горожане и за ними присматривала городская стража, то в портовых кабаках основная масса гулящих принадлежала, естественно, экипажам стоявших в порту кораблей. Мирр испокон веку был портовым городом и свое благополучие строил, в том числе, на таможенных сборах и торговых пошлинах. Столичный порт во все времена года, исключая один-два особо холодных зимних месяца, был забит торговыми кораблями со всех концов обитаемого мира. В гавани можно было увидеть гордые обводы бригантин Текты, галеоны империи, галеры южных королевств, узкие черные носы торговцев Пандавии и даже иногда плавные, изящные и стремительные росчерки туатских каравелл.

Естественно, что по вечерам все припортовые кабаки были забиты веселящимися матросами. Было бы заблуждением надеяться получить здесь информацию о делах Мирра, но Феликс особо и не надеялся на это, только из чувства долга перед Койтом решив заглянуть в один из галдящих весельем трактиров, с многообещающей вывеской, украшенной изображением бочонка эля с шапкой пены, и названием – «Пенные берега».

Таверна оглушила его разнообразием звуков, которые, однако, сплетаясь вместе, создавали гармоничную картину царящего в ней веселья. На музыку двух скрипачей, наяривающих что-то веселое, накладывался грохот каблуков отплясывающих матросов и девиц определенного типа, которых в каждом порту было не меньше, чем ос над банкой варенья в летний полдень. В этот звуковой фон вплетались стук кружек и подносов, уставленных разнообразной посудой и блюдами, громкие разговоры посетителей – ибо для того, чтобы услышать друг друга, надо было обладать крепкой и луженой глоткой. Совсем в этой звуковой какофонии терялся легкий стук костей, метаемых двумя компаниями у неразведенного очага.

Ройс, как и в десятке подобных заведений до этого, с трудом, но отыскал себе местечко у забытого всеми стола в дальнем углу. Заказал пробегавшей мимо смазливой девушке, которую портило разве что большое родимое пятно на лице, кружку светлого эля и решил, что после распития оной с легким сердцем может идти спать, чтобы завтра доложить Койту о результатах своей вечерне-ночной прогулки.

Недалеко от него гуляла компания моряков, которых Феликс вряд ли бы отнес к экипажу любого из торговых кораблей, стоявших в порту. Пятеро здоровых крепких парней, загорелых до черноты, в цветных косынках, с серьгами в ушах, громко пили за здоровье некоего «капитана Джоя». Легче всего было представить их на палубе какого-нибудь пиратского барка, из тех, что уже не одну сотню лет терроризируют южные воды Пандавии и соседних с нею туземных королевств. Возможно, это представление было не далеко от истины – таможенные службы сквозь пальцы смотрели на приходящие в порт корабли и их грузы, больше беспокоясь, чтобы от зоркого ока сбира не укрылись не обложенные пошлиной товары, чем интересуясь их происхождением. По королевским законам таможня, конечно же, должна была бороться с контрабандой, однако Феликс, особенно после недавнего посещения малой королевской канцелярии, был уверен, что у парней, вроде этих, особых проблем с досмотром никогда не возникало.

– А я тебе говорю, есть там земля! Да не просто земля, а целый материк! Я сам там был.

Феликс прислушался. Моряк, сказавший про неведомую землю, один из той самой компании, допил свою кружку и с громким стуком опустил её на стол, с вызовом глянув на товарищей.

– Ну вот, опять за свое, – протянул сидевший слева от него бородатый здоровяк с татуировкой осьминога, выглядывавшей из-за ворота просторной рубахи. – Может, хватит, Риган? А то ты всегда после третьей кружки про свои неведомые туатские земли вспоминаешь. Нет ничего за Водоворотом и быть не может, это всякому ясно.

– Да не скажи, – вмешался третий из компании, в летах, с тронутой сединой шевелюрой и избороздившими лицо морщинами. – Я сам как-то видал, когда служил на одном торговце из Пандавии, как закатный ветер пронес мимо нас несколько деревьев. Оттуда, где Водоворот.

– Да мало ли откуда там деревья могли взяться, – заметил самый молодой, по виду, из сидевших за столом моряков. – Любой ураган мог вырвать их где-нибудь в Лиссе или Текте и бросить где угодно в океан.

– А я говорю, я там был, – снова выступил первый из спорщиков. – Это было пятнадцать лет назад, когда я ходил матросом на барке капитана Реборна по прозвищу Гармей, вы все его знаете. Мы тогда сцепились с двумя барками Толстого Рея, у него были свои счеты к Реборну. В общем, они загнали нас сначала вглубь архипелага Центы, а потом вынудили выйти и за его пределы. И тут разыгралась буря, какой я в жизни не видывал. Причем ветер был с восхода. Барки Толстого Рея успели развернуться обратно вглубь архипелага, а нам не повезло: мы только и успели, что убрать паруса и поставить штормовой трисель, как нашего «Ловеласа» подхватило, как перышко, и потащило на закат со скоростью буйвола, укушенного шершнем в зад. Капитан приказал всему экипажу спрятаться в трюм, наверху остались только он и рулевой, старый Кнедли. Они привязались веревками к мачте и стояли возле штурвала. Мы проторчали в трюме больше тридцати часов, когда ветер наконец утих и мы смогли вылезти на палубу. Вокруг нас был только океан, а Кнедли всеми богами божился, что во время бури мы проскочили Водоворот, так что теперь он находился позади нас, между кораблем и обитаемой землей. Нашего капитана недаром прозвали Гармеем – Отчаянным на древне-хионском. Он приказал править дальше на закат. Тогда среди экипажа чуть не вспыхнул бунт: часть команды требовала повернуть на восход и пытаться пробиться обратно домой. Но Реборн самолично прикончил двоих из смутьянов и все подчинились.

Моряк подождал, пока его опустевшая кружка снова наполнится и продолжил.

– Шесть дней и ночей шли мы на закат и снова на закат. И вот, когда запасы воды уже начали подходить к концу и только осознание того, что возврат на восходный курс уже не принесет спасения, удерживали команду от бунта, вахтенный заметил пролетавшего над кораблем буревестника, а всем известно, что эти птицы вьют гнезда недалеко от побережья. Команда приободрилась и через несколько часов мы увидели тонкую полоску земли. Никогда больше, ни до, ни после, я не возносил Единому таких горячих и искренних молитвы как в тот миг. Пол-дня мы шли вдоль береговой полосы, пока не обнаружили пригодную для стоянки бухту. Далеко за полдень мы пристали, наконец, к берегу; к берегу земли, находящейся за Водоворотом.