Константин Бояндин - Пригоршня вечности

Легнар посмотрел в глаза своему гостю.

— Скажи же хоть что-нибудь!

— Ну ладно. — Шаннар отхлебнул вина и аккуратно поставил бокал на столик. — Скажи откровенно, ты в состоянии увидеть Впервые Рожденного?

Легнар был озадачен.

— Нет, разумеется. К чему этот вопрос?

— Не видишь совсем?

— Совсем. Ни тело, ни сернхе… если это тебя интересует. А что?

— Я и так сказал слишком много. — Шаннар поднялся и поклонился хозяину. — Не одним же богам изъясняться загадками!

Легнар рассеянно щелкнул пальцами, и его нищенский наряд сменился другим, более подобающим изяществу и богатству комнаты. Свечи зажглись в многочисленных канделябрах, а за окном стремительно зашло солнце.

— Кстати, о мече, — обронил Шаннар, когда дошел до двери наружу. — Я действительно оставлю тебе его на память… только не говори его прежним хозяевам, что тебе его подарили. Неудобно выйдет, знаешь ли.

Спустя десяток дней встрепанный, но вполне живой и бодрый Нламинер заметил первые признаки пребывания в этом необычном месте (которое он про себя прозвал Лугами).

На вершине холма, на который он взбирался, чтобы устроиться на ночлег, черным пятном выделялось старое костровище. Судя по всему, решил он, принюхавшись, несколько месяцев прошло с тех пор, как здесь зажигался костер. Костер! Он вздохнул. Те редкие камни, что попадались на пути, годились для высекания искры так же, как воздух — для питья.

Он лихорадочно принялся исследовать землю вокруг, но все, что нашел, — несколько угольков и оплавленные куски какого-то серого металла. Ничего не понимая, он все же разбил здесь свой лагерь.

Той ночью он впервые увидел сон.

Во сне он увидел самого себя.

Точнее, не вполне самого себя. Никогда он, Нламинер, не носил на лице такого хмурого выражения, никогда его мех не был в таком беспорядке. Исключая, конечно, три недели в пустыне Анертон, где он иногда сутками сидел в руинах, спасаясь от погони. Но то было давно.

Его двойник путешествовал по местам, вроде бы знакомым — очертания гор, растения, деревья казались известными. Иногда чудилось, что звуки, запахи и прочие ощущения вот-вот прорвутся, — настолько реалистичным был сон.

Картинки были смутными, быстро обрывались, переходили одна в другую безо всякой видимой связи. Тем не менее смотреть сон было интересно.

Сон оборвался, когда «Нламинер» подошел к полуосыпавшейся каменной стене с непонятными рунами, чудом уцелевшими на ней, и, взмахнув рукой, сделал что-то, отчего руны потекли и образовали слово, уже вполне понятное и знакомое: «Вода».

Здесь Нламинер проснулся. Холодный пот выступил на лице, сердце бешено стучало. «Я тоже так умею, — неожиданно пришла мысль. — Я тоже умею читать неизвестные надписи. Почему я об этом забыл?»

Он лежал, глядя в испещренное яркими звездами небо, и под оглушительный хор цикад думал, думал, думал. Пытался вспомнить. Слова уже начали прорываться сквозь туман, и оставалось надеяться, что воспоминания будут приятными.

К полудню непонятно какого по счету дня (лишь позднее Нламинер пожалел, что не попытался отмечать время) он заметил три человеческие фигуры, сидевшие на холме, склонившиеся над чем-то и оживленно — судя по жестикуляции — что-то обсуждающие.

Нламинер кинулся к ним не помня себя от радости. Наконец-то хоть какая-нибудь компания! Однообразные холмы, постоянная теплая погода, полное отсутствие какого бы то ни было общения начинали выводить его из равновесия.

Трое сидели прямо на траве, и между ними на круглой подставке лежало что-то вроде макета. Нламинер издалека разглядел домики, дороги, башни… Что бы это значило?

Трое не обращали никакого внимания на его приближение. Кто они такие? Строители? В таком месте? Нламинер перебрал несколько объяснений происходящему и решил не прибегать ни к какому объяснению.

— А, зритель! — обрадовано вскричал один из сидящих и повернул к Нламинеру свое изборожденное множеством морщин, худое смуглое лицо. — Нам как раз нужен добрый совет. Смотри. — И он махнул рукой куда-то в сторону.

Вереница холмов в указанном направлении просела, туман опустился с небес и быстро разошелся. Прекрасный город открылся Нламинеру — в точности как на макете. Архитектура была ему незнакома, но вид был впечатляющим.

— Вот как мы его, — произнес все тот же человек (был ли он человеком на самом деле?), и земля содрогнулась под ногами у Нламинера. Он в ужасе увидел, как глубокие трещины разверзались там, в долине, жадно заглатывая рассыпающиеся здания. Охваченное паникой население пыталось спастись, но почти всех настигали либо падающие обломки, либо бездонные трещины, либо огонь. Прошло всего несколько секунд, и там, где был город, лежали руины. Пыль медленно оседала на останки былого великолепия.

— Он испугался! — вскричал все тот же человек и повернулся к своим собеседникам. — Я же говорил, что так будет эффектнее всего. Ну что, решили? — Он взмахнул рукой, и изрядно поднадоевшие холмы вновь заполнили пространство со всех сторон.

— Что тут происходит? — вымолвил наконец Нламинер.

Другой из сидящих поднял к нему мрачное лицо, и тень улыбки мелькнула на нем.

— Придумываем, как нам избавиться от этого города. По-моему, землетрясение — это не очень оригинально. Может быть, наводнение? Как ты считаешь, зритель, наводнение страшнее?

— Какой я вам зритель! — рявкнул неожиданно для самого себя Нламинер и краем глаза заметил, что тень его вновь расщепилась. Чье-то сознание, холодное и четкое, заглянуло в открывшуюся брешь. — Вы что тут, в игры играете?

Все трое подняли головы и уставились на него. Третий, который продолжал улыбаться с того самого момента, как Нламинер подошел к ним, тихо сказал:

— Он ничего не понял.

— Ему, наверное, наши лица не нравятся. Может быть, женские не будут тебя так раздражать? — Тембр его голоса на полуслове изменился, и перед ошеломленным Нламинером оказались три миловидные девушки. Лица их, правда, сохраняли то же обветренное, жесткое выражение.

— Нет, ему, наверное, хочется чего-нибудь страшного, — ответила вторая, и — новое превращение. Три четвероруких, зубастых создания уставились на него красными горящими глазами, потирая внутренние руки. Блеск их когтей и зубов, несомненно, быстро бы свел с ума любого человека… вероятно. В Нламинере же поднялась лишь усталость. Он был сыт по горло этим миром, где ничто не следовало привычным физическим законам.

— Где я? — спросил он у своих новых знакомых. Ближайшее чудовище скривилось, пошло волнами и вновь превратилось в того, кто показал ему землетрясение.