Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня

Я вернулся к первым двум черепам, носившим этот странный след огня. На этот раз я сам подцепил посохом тряпку и осторожно стряхнул её на человеческий Череп.

Снова вспыхнул огонь — на этот раз отвратительного зеленоватого оттенка — быстро поглотивший брошенную тряпку. Два разных огня? Или один, по–своему реагирующий на разные жертвы?

Что здесь могло произойти?..

Я попятился, споткнулся о разбросанные кости яка, упал на спину и какое–то время чувствовал себя таким же беспомощным, как те яркие жуки на верёвочках, что время от времени привозили на продажу купцы из Вапалы.

И тут…

Звук, странный тихий всхлипывающий звук… затем мелодия… казалось, кто–то, заблудившийся в этом безлюдном краю, сам себе поёт песню смерти.

Мурри быстро развернулся, мягко переставляя лапы. Он настороженно замер, вглядываясь в сторону от побоища.

Вот опять… какое–то удалённое жужжание. Но потом я различил мелодию и даже, кажется, повторявшийся раз за разом припев. Как только первое потрясение прошло, я понял, что это такое. Кто–то там вдалеке играл на арфе–кифонге и пел печальную траурную песнь, только и подобавшую этой земле.

— Жизнь! — Мурри весь напрягся.

Неужели кто–то избежал резни? Закон прост: моим долгом было найти уцелевшего.

Или… я опять оглянулся на прожжённые черепа… или это ловушка?

Мурри уловил эту мысль. А может быть, он и сам подумал о том же.

— Не ловушка… жизнь, пещера, еда… — в его голосе слышалось нетерпение.

Я сложил мои находки в мешок. Теперь, если доберусь до жилых мест, до лиц, облечённых властью, тем более я буду обязан сообщить им о находке. Опираясь на посох, я двинулся в ночь, вслед за Мурри. Под ногами привычно хрустел гравий.

Унылая песня оборвалась так же внезапно, как и началась. Предательская почва под ногами закончилась, и перед нами снова поднялись сияющие волны песчаных дюн. Здесь широкие, покрытые шерстью лапы Мурри справлялись лучше, и я начал отставать. С гребня одной из дюн я увидел впереди огонёк. Он горел так высоко, что сначала я принял его за звезду, но он бы гораздо ярче всех этих тусклых небесных маячков, которые пока ещё не сослужили мне никакой службы.

А потом мы подошли к первому встреченному на пути камню. Я сразу понял, что тут потрудились человеческие руки. Это был расколотый дорожный знак в виде кота–хранителя. Отбитые голова и плечи валялись рядом.

Вскоре показался и второй дорожный знак, на этот раз не только целый, но и с теплящимся в голове фонариком — два тонких лучика выходило из глаз. Изумительно искусная работа, шею украшало ожерелье из потускневших, должно быть, источенных песчаными бурями камней, кольца с такими же тусклыми камнями красовались в ушах. Его очертания скорее напоминали песчаного кота, а не безобидных когти, которым мы с радостью давали крышу над головой.

Статуя смотрела немного в сторону, поэтому я отчётливо видел только один глаз. Пройдя мимо> мы вышли на склон, здесь пришлось спускаться по скользящему вниз песку, мои ноги увязали по колено, а Мурри просто ехал на брюхе. Однако спуск был не очень крутой, и это, да ещё темнота, помешали нам заметить, что мы спускаемся в большую котловину. Кот с горящими глазами оказался не единственным стражем. На пути нам попалось ещё три, и у второго из них также светились глаза.

Поднявшись по склону на более ровное место, мы наткнулись на целый кошачий клан, вытянувшийся цепочкой. Одни были помечены печатью времени и эрозии, другие — новенькие, будто только что установленные. И не очень далеко виднелась полоска темноты, закрывавшая светящиеся пески — без сомнения, берег острова!

Мурри навострил уши, высоко поднял голову, раздувая ноздри. Моё чутьё было далеко не столь острым, как У него, но даже до меня донёсся запах, слишком знакомый, чтобы я мог ошибиться — там были яки! Это правда, ещё не означало, что мы подошли к обитаемом, острову на окраине чьих–нибудь владений — эти пок~ рытые толстой шкурой вьючные животные во множестве бродили дикими.

Мы подошли к подножию острова, и Мурри довольно мурлыкал. Вода! Где–то там, неподалёку, пряталось озеро с водорослями, то, в чём мы сейчас нуждались больше всего.

Впрочем, мы ещё не совсем обессилели. Мурри побежал вперёд, вспрыгнул на каменный выступ, я вскарабкался следом.

Я услышал, как захрапел бычок, должно быть, учуяв наш запах. Мурри понемногу продвигался по поднимающемуся вверх выступу, цепляясь выпущенными когтями за малейшие выступы и трещины в камне.

— Сааааааааааа!

Кот взревел от неожиданности. В каких–то дюймах от моей незащищённой головы по скале вниз прогрохотал камень размером в добрых два кулака. Я распластался по скале, прижавшись щекой к камню.

Всё сильнее чувствовался мускусный запах яков. Кажется, ещё чуть–чуть и я услышал бы стук копыт пл скалам.

— Саааааааааа! — вновь послышался крик пастуха. Сколько раз я кричал так и сам, охраняя стада?

— Мы не причиним зла, — чтобы выговорить эта слова, мне пришлось дважды облизнуть пересохшие губы. — Право путешественника, пастух! Мы требуем прав путешественника!

Права путешественника для песчаного кота? Они, наверное, подумают, что я сошёл с ума.

— Саааааааа! — несомненно, голос удалился. Пастух оказался верным своему долгу и отгонял скот подальше.

Моя рука взметнулась вверх, нащупывая опору, нашла достаточно надёжный выступ, я подтянулся и выло; на ровную поверхность. Потом поднялся на одно колено и встал, чувствуя, как трясутся ноги. Огляделся по сторонам.

Пять яков, двое из них ещё телята, уходили прочь. В полутьме я различал только их размытые, беспокойно колышущиеся очертания.

— Путешественник приветствует вас, — поспешил поздороваться я, и чтобы доказать моё право считаться таковым, добавил:

— Я Хинккель из Дома Клаверель. Я прохожу соло.

— Ты носишь оружие, — голос был тонким, дрожащим, словно его хозяин долго ни с кем не разговаривал.

— Только то… — начал я и тут вспомнил об оружии, которое подобрал в разорённом лагере, — только то, что может понадобиться в здешних краях.

— Ты пришёл с тем, кто несёт смерть… — обвиняюще ответил голос, теперь напомнивший мне жалобный плач.

— Я пришёл с другом, — твёрдо заявил я. — Это мой кровный брат. Мурри, — окликнул я песчаного кота, — это друг.

— У песчаных котов нет друзей среди гладкокожих, — фыркнул кот.

— А кто тогда я? — спросил я его.

Я не знал, понял ли что–нибудь из нашего разговора неизвестный, так умело прячущийся в тени, да мне было и всё равно. Мы слишком долго шли бок о бок со смертью, и я не собирался отказываться от открывшейся перед нами дороги к жизни.