Роберт Говард - Клинок судьбы. Сага Черного Континента

Соломон Кейн лежал, сохраняя полную неподвижность. Он прекрасно понимал, что лунный свет сюда еще не проникает и, стало быть, человеческие глаза не в силах его разглядеть. Но все-таки боялся даже слабым шорохом выдать свое присутствие — от бросаемых сверху камней он был бы совершенно незащищен. Только дождавшись, пока отряд чернокожих воинов исчезнет, он начал оглядываться, изучая положение, в котором оказался.

Если бы его соперник был жив, то такое падение точно убило бы его. И хотя Кейн сам был порядком разбит и весь покрыт ссадинами и синяками, тело сраженного им противника приняло на себя всю силу удара и сейчас напоминало бесформенный кусок мяса.

Первым делом англичанин извлек из изуродованных останков рапиру, возблагодарив Творца за то, что она осталась в целости и сохранности. Потом Кейн стал ощупывать пространство вокруг себя, пытаясь определить, куда он упал. Буквально через несколько дюймов рука его натолкнулась на пустоту, с другой стороны было то же самое. Он-то, глупец, вообразил, что достиг самого дна провала, и решил, что его глубина была только кажущейся!

На самом деле Провидение уберегло его от смерти и на этот раз, приведя его на узенький каменный выступ. Так что они преодолели лишь неизмеримо малую часть глубины зловещей расщелины. Кейн сбросил с утеса какой-то обломок, и лишь долгое время спустя до его ушей донеслось слабое эхо удара камня о камень.

Теряясь в догадках, что ему предпринять дальше, Соломон Кейн извлек из поясного кошеля кремень и кресало и насыпал на полоску ткани, оторванную от набедренной повязки дикаря, щепотку трута. Запалив импровизированный факел, он прикрыл чадящий огонек рукой — на случай, если кто-нибудь заглянет с моста в пропасть, — и огляделся в неверном свете крохотного язычка пламени. Он находился на достаточно просторном каменном уступе, выдававшемся из каменной стены. Удача опять оказалась на его стороне — сила толчка негра была такова, что они перелетели на дальнюю сторону расщелины, куда так стремился англичанин. Он обнаружил также, что упал на самый край выступа и любое неосторожное движение вполне может увлечь его вниз.

Соломон Кейн подался от края. Между тем огонек угас, и ему вновь пришлось привыкать к темноте. В густом полумраке, разгоняемом рассеянным светом звезд, внимание англичанина привлекла клякса густой темноты, черневшая на фоне серого гранита. Когда он подобрался поближе, то, к своей радости, обнаружил, что тень оказалась входом в пещеру, причем достаточно высоким и широким, чтобы туда не сгибаясь мог проникнуть даже такой высокий человек, как он.

Внутри лаза царил абсолютный мрак, и Кейн, решивший, насколько это возможно, экономить трут, двинулся на ощупь, держась рукой за стену. Лаз оказался на удивление прямым, и рука Кейна явственно ощущала на стенах следы тесла. Естественно, он не имел ни малейшего понятия, куда заведет его этот путь, но такая перспектива устраивала его несравненно больше, нежели сидение на уступе в ожидании смерти или прыжок вниз, в пропасть, чтобы его кости достались пожирателям падали.

Пол пещеры был довольно ровным, и Кейн шел достаточно споро. Вскоре он почувствовал, как ход начал подниматься. Местами ему уже приходилось карабкаться вверх, помогая себе руками, соскальзывая и съезжая по гладкой гранитной поверхности. Пещера, похоже, оказалась весьма обширной, и англичанин гадал: то ли она была целиком вырублена руками человека, то ли люди лишь расширили природную полость. Время от времени Кейн поднимал руку над головой и даже подпрыгивал, но коснуться потолка так и не смог. Не мог он и дотянуться свободной рукой до противоположной стены.

Наконец камень под ногами опять выровнялся, и Кейн инстинктивно почувствовал, что каменные стены разошлись еще больше, отступив во тьму. По-прежнему не было видно ни малейшего проблеска света, но откуда-то потянул ветерок, и воздух сделался менее спертым.

Неожиданно внимание Кейна привлек какой-то едва уловимый звук. Человек замер на месте и настороженно прислушался: спереди доносилось непонятное шуршание, ему в жизни не доводилось слышать ничего подобного. И вдруг, прежде чем он успел что-либо сообразить, что-то мягкое ударило его по лицу и крошечные острые коготки вцепились ему в волосы.

Тьма взорвалась шорохом множества кожистых крыльев, и Кейн улыбнулся, весело, хоть и несколько криво. Кто мог подумать, что его напугают какие-то летучие мыши? Понятное дело, где же им еще жить, как не в пещере?

Пещера буквально кишела этими безвредными созданиями. Соломон Кейн шагал вперед под неумолчный аккомпанемент тысяч и тысяч крыльев. Тихое хлопанье отдавалось под сводами грандиозной пещеры накладывающимся друг на друга эхом. В голову пуританина вдруг пришла поистине странная мысль: не могло ли так статься, что он, неведомым ему образом, забрел прямиком в преисподнюю?

И эти мечущиеся в вечной тьме пушистые комки вовсе не летучие мыши, как ему представляется, а не что иное, как заблудшие души, обреченные на горестные скитания до самого Страшного Суда. «Что ж, — решил про себя Соломон Кейн. — В таком случае мне, верно, доведется вскоре встретиться с самим Сатаной!»

Стоило только ему помянуть нечистого, как в ноздри ударил тошнотворный смрад разлагающейся плоти. Чем дальше продвигался англичанин, тем невыносимее становилась вонь. И хотя Кейна нельзя было отнести к сквернословам, но тут уж и он прибег к крепкому словцу. Он чувствовал, что тошнотворный сладковатый запах сопутствовал некой скрытой опасности, будто бы это был запах самого Зла, совершенно нечеловеческого, но тем не менее смертельного.

Угрюмый разум пуританина вновь обратился к заключениям метафизического свойства. Впрочем, они его решимости никоим образом не убавили. Облаченный в несокрушимую броню христианской веры, вооруженный непоколебимой убежденностью в правоте дела, которое взялся отстаивать, и до глубины души уверенный в том, что добродетель всегда торжествует, Кейн готов был сойтись в поединке с какой угодно нечистью — хоть с духами Зла, хоть с демонами геенны огненной.

Но вновь произошло то, к чему он совершенно был не готов. Кейн по-прежнему продвигался вперед, когда прямо перед ним во тьме вспыхнули два глаза, горевших желтым огнем. Глаза эти, с вертикальными зрачками, смотрели холодно и без всякого выражения. Для человека они были слишком крупными и слишком близко посаженными, не могли они принадлежать и четвероногому существу, так как располагались ненормально высоко. Кейн задался вопросом: что за отвратительная креатура, порожденная дьявольской волей, преградила ему путь?