Евгений Лукин - Катали мы ваше солнце

— Так это что ж выходит?.. — обомлев, вымолвил Кудыка и оглянулся на светлеющую водную гладь. — Солнышко у греков раньше нашего встаёт, а в озеро падает позже?..

— Так и выходит! — бросил Ухмыл, направляясь к саням. — Сутки-то почти одинаковые, а вот ночь у нас длиннее…

Обронил с дробным грохотом всю охапку и зычно гаркнул:

— А ну-ка продирай, продирай ясны очи! Солнышко вот-вот взойдёт!..

— Вона как… — заробев, пробормотал Кудыка.

Дивные творились дела на Теплынь-озере. Вскоре, словно бы откликнувшись заморскому утречку, затлела заря и в стране берендеев — за чёрно-сизыми отчётливо проступившими на бледно-розовом небе зубчатыми хребтами.

Ухмыл тем временем поднял обозников и, раздав лопаты, велел выбирать золу слева от великой дыры, куда уводил поперечный ров. Пока запрягли лошадок, пока подволокли сани поближе, золотом брызнуло из-за моря. Змея подколодная Чернава, судя по быстрым взглядам исподлобья, всё-таки малость сожалела о содеянном. Была бледна, дичилась, на шутки не отвечала. Видя такое дело, обозники тоже поскучнели и перестали её задирать…

Кудыка вновь почувствовал обиду и больше на бывшую суженую не смотрел. Хотел ещё кое о чём расспросить Ухмыла, однако уже замелькали широкие желобчатые лопаты, в новенькие короба саней полетела зола. Очень скоро древорез снова стал похож на погорельца. Да и остальные тоже…

Сметливый Кудыка нарочно выбрал место поближе к облицованной диким камнем дыре и даже исхитрился пару раз заглянуть вовнутрь. Дневной свет проникал переплёвов на двадцать (сколько ж это будет локтей-то?..) в гулкую со сводчатым потолком пещеру, бесконечно длинную и почти пустую. Бродили по ней только двое берендеев с деревянными молотами, ударяя по каждому ребру теряющегося вдали жёлоба и прислушиваясь к отзвуку.

— Не глазей, не глазей!.. — прикрикнул один из них на древореза. — Успеешь ещё, наглядишься…

Вроде и негромко прикрикнул, но голос его отдался, отскочил от пыльных каменных стен и прогремел так гулко, что струхнул Кудыка, отпрянул. Больше в дыру не совался.

Наполнив три короба сизым нежным прахом, решили передохнуть малость. Хребты золы успели украситься золотой каймой — поднималось тресветлое солнышко берендеев. Сошлись в кружок, опёрлись на лопаты. Лица у всех чёрные, зубы одни блестят.

Кудыка открыл было рот, чтобы задать первый вопрос, но Ухмыл заговорил сам.

— Так-то вот, берендеи… — с ленивым превосходством молвил он, глядя в основном на Кудыку с Чернавой. — Ползаете там у себя поверху, что мураши, куколок режете, землицу сошками ковыряете, а тут, вишь, какие дела делаются?.. Не-ет, нынче наверху жить трудно, голодно… И воли никакой…

— Под землёй, что ли, воля? — усмехнулся сутулый Вражина.

— У нас, мил человек, — небрежно ответствовал Ухмыл, — по сравнению с вами, жить не то чтобы вольновато… — Помедлил, сплюнул и щегольнул частоговоркой: — …а вольным-вольно навольно-вольнёхонько!..

— Так ты, выходит, по своей воле золу с нами гребёшь? — подмигнув неподбитым глазом, поддел Бермята.

— Это временно… — отмахнулся Ухмыл. — Провинился — вот и гребу.

— Рассказал бы, что ли…

— А чего рассказывать? Помнишь, ночь была до-олгая-долгая? Ну, когда ещё чётное солнышко два раза подряд пускали… А кто первым углядел, что обшивка расклепалась? Я и углядел! А то бы так и кинули…

— Да ну?

— Вот тебе ну!.. Такая выдалась ночка — до сих пор оторопь берёт! С ног сбились! Нечётное — в починку, чётное — в работу. Розмысл наш Завид Хотеныч поутру мне отпуск выписал на три дня. А я, вишь, в первый день накушался, как дурак, да и ляпнул в кружале чего не следует… При нём вот и ляпнул… — Ухмыл кивнул на застывшего с приотворённым ртом Кудыку. Потом вдруг уставился поверх голов и всполошился. — Никак второй обоз подходит? А ну за лопаты!..

Действительно, из узкой прорези меж груд золы выползала на берег ещё одна вереница саней — ветхих, насквозь проеденных чернотой. Да и возчики, ведущие лошадёнок под уздцы, были сплошь мрачные, оборванные, небитые. В слободке древорезов им, должно быть, шепнули уже о нечаянной удаче товарищей, потому что на справное новенькое снаряжение и одёжку людей Бермяты они поглядывали с завистью, но без удивления. Стали неподалёку, перебрасываясь ехидными замечаниями.

— Эй, Вражина! Шубейку не замарай!..

— Колами-то, чай, сподручней махать, чем лопатами?..

— Не замай!.. Не видишь, что ли, горе у них: пальцы торчат — работать мешают…

Огрызаться было некогда. Два обоза на берегу могли привлечь внимание грозного Завида Хотеныча, которого, надо понимать, побаивались все, включая Бермяту. Наконец оставшиеся четверо саней были наполнены доверху, и нажилившиеся лошадки тронули их волоком по нежной певучей золе. Отогнав гружёный обоз за чёрно-сизые хребты, чтобы зря не маячил, вернулись к дыре.

— Ну вы смутьяны… — вроде бы сокрушённо, а на самом деле одобрительно молвил вожак порожнего обоза, кивая шапчонкой, якобы, сшитой из шкурки злака-баранца. — Мало того, что бои дрекольные чините, так ещё и беглых изменников от царского гнева прячете…

— Где? — удивился Бермята.

Вожак пришлых сволочан огляделся и отличил в толпе две незнакомые рожи.

— Да вот… — Он указал кнутовищем сначала на Кудыку, потом на Чернаву.

— А кто видел, как мы их в обоз приняли?

— Увидят, — успокоил вожак. — Как до слободки доползёте — сразу же и увидят… Там, брат, сейчас заставы неминучие. Кроме вас-то по этой дороге никто в тот день не проходил. Стало быть, вы их и укрыли, больше некому. Так-то вот…

— Знать ничего не знаем, ведать не ведаем, — посмеиваясь, отвечал Бермята. — Впятером из слободки вышли, впятером и возвратились, по дороге никого не встретили… А беглые, видать, в лесу прячутся, не иначе…

Чернава болезненно охнула и, осев наземь, с тихим стоном замотала головой.

— Эй, девка, девка!.. — встревожился Бермята. — Ты это брось! Назад мы тебя не возьмём, даже и не думай…

— Так ведь ловят-то его, а не меня… — взмолилась она.

— Ну это всё едино, — рассудительно молвил вожак пришлых. — В слободке-то гоняли вас двоих! Стало быть, увидят хотя бы тебя одну — сразу всё и раскумекают…

— А нам, девонька, — покашляв, прибавил Вражина, — лишних бед не надо. Своими поделиться можем…

Кудыка беспомощно смотрел в спины уходящих вдоль бугров золы возчиков, и мнилось, будто с сердца снимают резцом глубокую запрещённую царским указом стружку. Хоть и сволочане, хоть и обозники — всё равно ведь свои, берендеи… А тут…

Посмотрел на змею подколодную Чернаву. Та ещё сидела на земле, уперев ладошку в синевато-серый прах и горестно уронив головушку. Ухмыл раздал вновь прибывшим лопаты и, поигрывая оставшейся, направился к ним двоим.